За чертой

– Я понял, – сказал «Майор». – Хочет все гуманитарные потоки переключить на себя. Для этого нужен ты, чтоб, не оприходуя, направлял на него, как целевую… Прессует?

– Не то слово… И мытьём, и катаньем, и лестью, и угрозами…

– Бэтмену говорил?

– Говорил… Тому нужны веские основания. «Соглашайся на все условия, – говорит. – Когда начнёте переправлять – сообщишь. Возьмём с поличным, на том и покончим с этим делом».

– Ну, так в чём дело?

– Дело за тем, что я практически должен отработать в паре с этой гнидой.

– Ну, так Бэтмен всё знает!

– Бэтмена, может, завтра убьют, а мне с этой кляксой на роже жить… может, недолго, и отмыть не успею…

– Тебе б сейчас не об этом думать… – неожиданно произнёс «Майор».

– О чём?! – вскинул голову Бармалей.

Некоторое время «Майор» раздумывал, потом сказал:

– Ты меня извини за прямой вопрос. Почему не лечишься?

– Да вот, как-то… – Бармалей поскучнел и недоговорил.

– Думаешь, незаменимый?

– Да нет, – заменят, конечно… Незаменимых нет…

– Сдавай дела. Я тебя хоть сегодня в ростовский госпиталь пристрою. Сидишь на одних травках тут…

– Да поздно уж… – мрачно произнёс Бармалей. – Людмила меня два года пилила, но у нас, знаешь, две стадии болезни: «фигня» и «фигнец». С «фигнёй» по больницам ездить не принято, а «фигнец» не лечится… Поздно…

Зазвонил телефон.

– Да, Женя, – сказал Бармалей. – Сейчас будет…

– Это Жека, – кивнул мне. – Ждёт на Северном…

Встали, обнялись. Долго, словно прощаясь навсегда, не разнимали рук.

– Саня, ты всё слышал… – возвышаясь надо мной, шептал мне в голову Бармалей. – Скажи Бэтмену, пусть не медлит. Колыван всех под себя подомнёт, по трупам пойдёт…

– Скажу… – отпуская Бармалея, обещаю я.

– По Колывану я доложу, а там… – Словно извиняясь, «Майор» развёл руки.

– Да я не в обиде… – сказал Бармалей, и мы пошли к машине.

* * *

На Северном Жека ждал меня на трофейном УАЗе, с таким же клеймом «СБУ», как и на прежнем, только довольно потрёпанном.

– Как тебе Бэтмен тачаночку подогнал? – смеётся он.

– Бывалая… – с уважением киваю на помятый бок.

– Ну… – напутственно поднимает руку «Майор».

– Я не один… – говорит Жека и кивает на подходящего к нам высокого мужчину лет сорока.

Закинув под мышку автомат, тот обнимает меня, как старого знакомого. На его худощавом лице двухнедельная щетина, сквозь которую проступают грязные потёки давно не смываемого пота. Весело поблёскивающие серые глаза кажутся чужеродными на этом лице.

– Это Абхаз, – представил Жека. – Командир Северного блокпоста.

Было видно, что Абхаз подошёл неспроста, – наверняка имел какие-то вопросы к «Майору».

– Почему не брит, командир? – опережая его, неожиданно спросил «Майор». – Через вас тысячи людей проходят, смотрят на вас. Вы же лицо Республики…

– Да… То нечем, то некогда… – смутился Абхаз.

– Дать свой станок?

– Не надо… Всё есть. Замотался…

– Присядем ко мне в машину – есть разговор, – уже мягче сказал «Майор» и кивнул на свою иномарку.

Прежде чем залезть с Жекой на заднее сиденье, Абхаз смущённо оббил с себя пыль.

Из своей папочки «Майор» достал лист бумаги, подал Абхазу, и я, только лишь взглянув краем глаза, угадал: «Точно такие ж вопросы, как и в моём “письме”».

– Ознакомьтесь. Будет хорошо, если ответите по этим пунктам, – быстро передвигая по листу указательный палец и останавливаясь на нужных местах, сказал он.

Некоторое время Абхаз и Жека, вертя в руках лист, изучали поставленные вопросы.

– Я могу ответить только на этот, этот и этот… – тыча чёрным пальцем в лист, наконец произнёс Абхаз.

Жека промолчал.

– Прекрасно! – сказал «Майор» и подал Абхазу свой блокнот и ручку. – Можете ответить прямо здесь, в моём блокноте.

Абхаз вновь перечитывает вопросы «Майора», долго сосредоточенно обдумывает свой ответ. Наконец, тяжело выдохнув, возвращает и вопросы, и так и не замаранный писаниной блокнот.

– Всё равно Бэтмену отвечать на все… – виновато улыбнувшись, говорит он.

– Замечательно! – принимая назад свои бумаги, воскликнул «Майор», словно другого ответа он и не ждал от Абхаза.

– У вас что-то ко мне?..

– Да… Нет, ничего… – видимо, передумав, ответил тот.

Блокпост Абхаза в двух километрах от погранперехода Северный. Когда-то здесь была украинская таможня. Высокое, выкрашенное в голубой цвет здание. На всю стену розовое полотнище с ликом Спасителя и надпись: «Нет больше той любви, аще кто положит души свои за други своя». Слева от блокпоста старая пожарная вышка, от которой тянется сеть недавно выкопанных окопов. Где-то вдали били миномёты, слышалась беспорядочная стрельба.

– Через Суходол едь, – говорит Абхаз Жеке. – Там дорога, конечно, убитая и длинней, зато поспокойней…

– Ты меня учишь? – усмехается тот.

– Гляди сам… Укропские ДРГ сегодня под Молодогвардейском четыре машины беженцев расстреляли. Так, ни за что – потехи ради. Не напорись…

Какое-то время едем пустой, совершенно разбитой дорогой, тут и там объезжаем сгоревшие машины беженцев. Знойный ветер колышет рассыпанное у обочин тряпьё. Высоко в небе гудит самолёт. Высунувшись в окно и морщась от яркого света, Жека смотрит ввысь.

– Если всё-таки долбанёт, то без шансов… – буднично говорит он.