За чертой времени

В первую минуту Вилова подмывало обрезать Мышкина, влепить ему грубостью пожирнее — не нашелся, стушевался, а что попало на язык — не хотелось выпускать — вот и сдержался, что-то толкнуло: погоди, не закусывай удила, тише, тише, не кидайся на вилы Следует вмазать, чтоб не выковырнул, а так, с полуоборота, крепкое не приходит на ум, к тому же Мышкин строчит плотно, не оставляя зазора вставить и двух слов.

Так ты собери свое войско и отправляйся к комбату, ему для чего-то нужен твой взвод. Да, забыл спросить, ты видел свою гвардию непобедимую?

— Мельком. Подходящий народ.

— Как раз для тебя, гвардии контуженый. По Сеньке и шапка. Выполняйте приказание! — вдруг официально и на «вы» перешел Мышкин.

Вилов повернулся и пошел.

— Ты куда? — окликнул Мышкин.

— К комбату.

— Со взводом надо, голова — два уха. Хи-хи!

— Пускай поспят ребята, пока докладываюсь.

— Отставить!

По Вилов уже зашагал — искать комбата. Пилюля Мышкину получилась сама собой: пускай не думает, что он тут шишка на ровном месте, мы тоже не новички на передовой, видали всяких — мышкиных, кошкиных, зайцевых…

Свою «непобедимую гвардию» Вилов видел каких-нибудь десяток минут: шестнадцать разнокалиберных солдат плюс Петруха с Андреем — итого восемнадцать. Ничего взвод, полнокровный по фронтовым нормам, даже больше половины штатного расписания. И тихая радость: встретил «стариков» — Маслия, Лосева и Давлетшина. И Яцук, оказывается, живой, но улизнул, притаился в санбате в предчувствии «соприкосновения с противником». Выждет, морда, чья возьмет, и явится как ни в чем не бывало, вроде и он был вместе со всеми и выполнял то, что положено. И выскользнет, и найдет объяснение, и бумажку оправдательную покажет. Все по форме, не придерешься.

Но шут с ним, с Яцуком. Вот заявится, тогда…

Шел Вилов к комбату по леску и был в волнении. Вроде бы отлучался ненадолго, вроде бы вчера убыл, а сегодня прибыл: так все знакомо, несмотря на множество других лиц во взводе, лишь обстановка другая и страна чужая.

Привели их, шестерых, к комбату, и Маслий, оставив группу в сторонке, продвинулся вперед н доложил комбату, который сидел, прислонившись спиной к дереву:

— Так что, товарищ капитан, куда посылали, нн нимцив ни мадьяр немае. Они дальше чуток. У них сборы какие-то, базарят, грузят барахло на самоходки, на повозки — куда-то выступать хотят. Усе забито войском — и овраги, и лесок той, и село гудит. Стрельба на кромке хутора. Туды мы не проникали.

— На короткую подойти можно?

— По балочке, по балочке — ага. Скрытна така, як корыто, и кусты, трава. А эти, товарищ капитан, просятся к вам, штабы шукают наши…

— Сам разберусь. Подожди тут…

— Спать ребята хотят. И я. Шо я, рыжий, чи шо? Мне пьять хвалынок хватит. — «Где пять, там и двадцать пять», ।

— Подожди, говорят тебе!

Полковник Сорокаустов, как только комбат закончил с разведчиками, выступил из тени и предъявил капитану документы.

— Слушаю вас, товарищ полковник, — козырнул Денщиков. — Вам куда?

— В штаб дивизии. А эти хлопцы, вон в кустах, — к вам, пополнение привел. — И отступил на два шага.

Вилов ел глазами комбата, нетерпеливо ожидая момента, когда Денщиков узнает его. Вот обрадуется: кто возвратился! Сам Вилов.

— Здравствуйте, товарищ капитан. Младший лейтенант Вилов прибыл из госпиталя!

— Вон кого привел! — подступил Маслий. — То же наш взводный! Товарищ капитан, медаль мне. А то бы заплутался, к хрицам мог угодить.

Однако комбат не пустился в пляс, не бросился обнимать-целовать бывшего взводного-ротного.

— Ближе, ближе. — И, однако, двинул его по плечу: — Вот черт немазаный! Ожил! Записку читал?

— Но, — сдержанно ответил Вилов. Сжал зубы: рука у капитана была тяжела, и боль стрельнула под левую лопатку.

— Здорово, забайкалец! Едрена-корень!

— Здравствуйте. Со мной двое: главстаршина бывший, из морской пехоты, Петухов, тоже из госпиталя, и рядовой Сидоров, сын лейтенанта Сидорова.

— Что ты говоришь? Где ты его подобрал?

— С матерью он. Приперлись в госпиталь, разыскали меня, и мы… — Вилов понизил голос, — деру дали.

— Он же, помню, говорил замполит, парнишка еще, Сколь же ему?

— Говорит, семнадцать стукнуло.

— «Говорит». Требуха это, дело не в годах. Покажись-ка, Андрей Сидоров. Слышал от отца про тебя. Поди врешь, что семнадцать?

— Семнадцать.

— Не спорю. Где твоя мать?

— Я оставил ее в политотделе.

— Пока, — вставил Сорокаустов. — Вижу теперь, вижу: Сидоров. Куда же тебя, парень?.. — Тьфу, черт!.. рядовой Сидоров, определить, а? Так, так, так… Может, при мне — связным от второй роты? А?

— Не, — замотал головой Андрей. — Я уж состою… при дяде Пете.

— При ком, при ком?

— При дяде Пете.

— Т-твердил тебе, дурачок: брось «дядю». Как т-тебя учил? — вмешался главстаршина.

— При главстаршине Петухове, — поправился Андрей.

— Я з-здесь, товарищ капитан. Бывший главстаршина морской пехоты Петр Петухов! Прошу, товарищ капитан, мальчонку определить при мне, а то сгинет ни за грош, ни за копейку.

— Ну, хрен с тобой: при тебе так при тебе. Извините, товарищ полковник, хотел сказать: черт с тобой, старшина, За мальчонку — погубишь — голову оторву.