За чужую свободу

Бахтееву не хотелось, да, пожалуй, он и не мог бы передать то сложное чувство, какое он унес в своей душе после свидания со старым вождем. Это чувство бесконечной, благоговейной грусти, тайного страдания о невозвратном славном и блестящем прошлом, грызущей бессмертной мысли, старой, как мир, о тленности земного, предчувствие утраты и страх грядущего. Чувство невыразимое, похожее на то, которое иногда безотчетно наполняет душу в час вечерней зари после блистающего дня…

Бахтеев коротко ответил:

— Ничего особенного. Он расспрашивал о дяде…

— А как его здоровье? — интересовался Новиков.

— По — видимому, он нездоров, — неохотно ответил Левон.

— О, он давно хворает, — вмешался Зарницын. — Это всегда с ним бывало, когда он чем недоволен. А теперь, говорят, у них все контры с главной квартирой государя.

— Может быть, — отозвался Левон.

— А я вот что узнал, — переменил разговор Зарницын, — завтра главная армия выступает в поход. Государи тоже едут.

— Тем лучше, — отозвался Левон, — поедем и мы.

— А сегодня надо нам поблагодарить наших дорогих хозяев, — продолжал Зарницын, — и хорошенько угостить их.

— И то, — заметил Новиков, — какое свинство. Едим, пьем. А ведь они люди бедные.

— Мне показалось, что дочь обиделась, когда я заговорил о плате, — сказал князь.

— Все же надо как‑нибудь уладить, — произнес Новиков.

— Ну, ладно, — сказал Зарницын, — вы там улаживайте, а я полечу в полк, — узнаю, что и как, и часа через два вернусь, по дороге захвачу провианта, пришлю своего Яшку помочь по хозяйству, и сделаем отвальную. Прощевайте пока, братцы, — и, сделав под козырек, Зарницын свернул в боковую улицу.

Новиков и Бахтеев, каждый полный своих мыслей, молча дошли до дома.

VII

Герта сидела на маленькой скамеечке у ног отца, прижавшись к нему головой, а старый Готлиб гладил ее короткие кудри, и в глазах его стояли слезы, но лицо сияло гордостью и любовью. Никогда эта золотистая головка не была ему дороже и милее…

— Маленькая моя Герта, милая моя девочка, — шептал он.

А Герта, счастливая и оживленная, целовала его морщинистую руку и повторяла:

— Как я рада, как легко я себя чувствую! Твоя скрипка цела! Какое счастье!

В первый момент Готлиб не узнал своей дочери, но когда Герта бросилась к нему, молча показала заветное железное кольцо, старик все понял и заплакал от умиления и гордости…

— А ты и поверил, — весело говорила Герта, — что я пойду за работой к этому Мальцеру? Да, жди от него работы. Он дрожит над каждым грошем…

Она весело смеялась. Потом, как будто ничего не случилось, побежала по хозяйству, потом опять прибежала и села у ног отца.

— Теперь можно и отдохнуть, — сказала она, — будем ждать наших гостей.

Старик продолжал гладить ее голову.

— Ты теперь совсем мальчик, — любовно сказал он.

— Ах, — вздохнула Герта, — я бы и на самом деле хотела быть мальчиком. Я бы поступила в ландвер, как Фриц. Хотя, — задумчиво добавила она, — отчего нельзя поступить в ополчение и женщине. Мне Новиков говорил, что у них в армии есть женщина — герой, какая‑то Дурова. Что она долго служила, участвовала во многих сражениях, пока узнали, что она женщина. Сам император отличил ее.

Готлиб с беспокойством сказал:

— Она, должно быть, сильная и крепкая, а ты совсем ребенок.

Герта ничего не ответила, задумчиво глядя в окно.

— А вот и наши гости, — вся вспыхнув, воскликнула она. — Я пойду.

Она вскочила и выбежала из комнаты.

Новиков сразу прошел к себе наверх, предоставив князю поговорить со стариком относительно уплаты. Бахтеев вошел к Готлибу.

— Добрый день, дорогой хозяин, — произнес он.

— Добрый день, — ласково ответил старик. — Ну, что нового?

— Новости есть, — продолжал князь, садясь против Гардера, — завтра мы выступаем.

— Уже — с искренним сожалением проговорил Готлиб. — Это нам грустно, — но что же делать!

— И я пришел к вам, дорогой господин Гардер, — продолжал князь, беря старика за руку, — поблагодарить вас за ваше гостеприимство, за ваше отношение к нам. Мы никогда не забудем этого.

Растроганный старик пожал руку князю.

— О, об этом не стоит говорить, — сказал он, — мы исполнили свой долг.

— Но, — несколько запинаясь, начал князь, — кроме нашей сердечной, глубокой благодарности, между нами есть еще маленькие счеты. Вы не откажете покончить их. Мы бы не хотели быть вам в тягость. Жить теперь очень трудно…

Старик понял и сделал протестующий жест рукой.

— Нет, нет, — с достоинством произнес он, — никаких подобных счетов! Вы не захотите обидеть нас, князь, и не предложите нам денег за наше родственное отношение к вам!

— Дорогой господин Гардер, — настаивал князь, — Никакими деньгами нельзя заплатить за ваше внимание, за заботы вашей дочери, мы сознаем это. Но ведь можно заплатить за наш «фураж», — смеясь, закончил он.

Старик покачал головой.