За чужую свободу

— Идем наверх. Главнокомандующий сейчас примет вас, — сказал он.

Наверху их встретил тот же адъютант, приятель Семена Гаврилыча, поручик Рощин.

— Подождите минутку. Сейчас я доложу о вас генералу Толю, — произнес он.

Прошло еще несколько минут. Рощин вернулся и провел их в соседнюю комнату. Там их встретил Толь.

Он очень любезно поздоровался с молодыми людьми и осведомился, чего именно они желают.

— Мы хотим поскорее попасть в действующую армию, в какой‑нибудь передовой отряд, — ответил Бахтеев.

— А, ну что ж, это нетрудно, — сказал Толь, — вы, я вижу, оба кавалеристы, — добавил он, окинув их взглядом.

— Да, ваше превосходительство, — ответил Новиков, — и если возможно, мы хотели бы получить назначение в один отряд.

— Низус и Эвриал, — улыбнулся генерал.

— И потом, ваше превосходительство, — добавил Лев Кириллович, — мы бы просились в состав отряда, находящегося под командой русского генерала.

Толь недовольно поморщился.

— Это я не понимаю, — сухо сказал он. — Мы сражаемся за одно дело, и мы все братья. Его величество не одобряет подобных чувств своих офицерах.

Бахтеев молчал.

— Впрочем, — снова начал генерал, — это пока еще не представляет затруднений.

Он подошел к столу и наклонился над развернутыми листами.

Несколько минут он рассматривал их, словно соображая.

— Отлично, — сказал он наконец, — вы хотите вперед? Мы вас назначаем в корпус Винцингероде, в бригаду генерала Ланского, в Сумский драгунский полк. Это вас устраивает?

Молодые офицеры поклонились.

— Рощин, — обратился Толь к молодому адьютанту, — заготовь приказ.

В эту минуту из кабинета фельдмаршала вышел дежурный офицер и произнес:

— Здесь ли князь Бахтеев? Его светлость желает принять его.

— Я, — ответил Лев Кириллович.

— Пожалуйте, — любезно проговорил офицер, приоткрывая дверь.

С чувством невольной робости, несвойственной его характеру, Бахтеев переступил порог кабинета. Дверь за ним затворилась. Он сделал шаг вперед и почтительно поклонился. Он давно, чуть ли не с самого Смоленска, не видел Кутузова и теперь был поражен его болезненным видом. До сих пор все слухи о болезни фельдмаршала он склонен был считать интригой со стороны его врагов, всеми силами старавшихся доказать, что старый фельдмаршал уже не годится в вожди. Но теперь он сам увидел и почувствовал, что этот старец уже стоит на краю могилы.

Кутузов поднял на него безучастный, утомленный взор.

— Ты князь Бахтеев, племянник Никиты Арсеньевича? — спросил он.

— Да, ваша светлость, — ответил Лев Кириллович.

— А, ну, здравствуй, — продолжал Кутузов, — мы большие друзья с твоим дядей, подойди ко мне. Ближе!

Лев Кириллович подошел вплотную к креслу фельдмаршала.

— Дай обнять тебя, — с чувством произнес он, — ты словно гость залетный из стран моей молодости.

Он обнял склонившегося к нему Льва Кирилловича и поцеловал его в голову.

— Ну, Христос с тобой, — начал Кутузов, — я получил письмо от князя Никиты. Он пишет, что ты молодец, да это и сам я знаю. Этих крестиков я даром не давал, — он кивнул на Георгиевский крест, белевший в петлице Левона. — Ну, что старик? Как живет? Чай, не такая развалина, как я?

Левон ответил, что дядя вполне здоров и даже несколько месяцев тому назад женился.

Слабая улыбка промелькнула в лице князя.

— Ах, он злодей! Не забыл прежних авантюр, — произнес он. — На ком же?

Левон сказал.

— И, поди, хороша? — даже несколько оживляясь, спросил князь.

Старый фельдмаршал питал слабость к красивым женщинам.

— Ее находят красавицей, — ответил Левон, невольно побледнев, до такой степени ярко промелькнуло в его воображении прекрасное лицо Ирины.

— Эх, эх! — тяжело вздохнул фельдмаршал, — суета сует и всяческая суета, — в горьком раздумье, как бы про себя произнес он.

Минутное оживление исчезло с его лица, и оно вновь приняло утомленный, болезненный вид.

— Да, — вдруг сказал он, — так оставайся при мне пока…

— Ваша светлость, — быстро ответил Левон, — я уже записан генералом Толем в Сумский драгунский полк.

— А, вот как, — тихо сказал фельдмаршал. — Ну, что ж, с Богом. Будешь писать дяде — поклонись от старого друга… Ну, с Богом, — повторил он.

Он снова обнял Левона и перекрестил его. У порога Левон обернулся и в последний раз взглянул на старого вождя.

Кутузов смотрел прямо перед собой и, казалось, уже забыл о самом существовании Левона. Он словно во что‑то вглядывался, что смутно и неопределенно рисовалось перед ним вдали.

Левон вышел на цыпочках, словно из комнаты умирающего, с тяжестью в сердце и с ощущением непривычного, странного щекотанья в горле.

— Ну, слава Богу, — с облегчением произнес Новиков, выйдя на улицу, — можем сказать: «ныне отпущаеши»… А о чем говорил с тобой фельдмаршал?