За далекой чертой

– Она заявляла на сына в полицию? – смотрю на дедулю округлившимися глазами. Не верится, что он и впрямь говорит о моей милой бабуле и гиперответственном папе. Должно быть, спутал их с кем-то!

Дедуля хихикает.

– О-о-о, еще как. Я в тот день работал, а когда вернулся домой, моего сына из дома в наручниках выводили. Никаких серьезных обвинений против него выдвигать не стали, но ночь он провел в камере, а потом еще к общественным работам привлекался – за хранение наркотиков.

Не зная, как реагировать, сижу молча рядом с дедулей, снова и снова сплетая пальцы.

Полная картина начинает вырисовываться. Недаром папа питает к бабуле такое отвращение, а она упрямо отказывается подчиняться его требованиям. Их конфликт до сих пор не угас. За долгие годы противоречия так никуда и не делись.

– Понимаешь, Патрик до сих пор ее винит. Считает предательницей. Хотя в итоге стало очевидно, что она поступила правильно: сын отказался от наркотиков, вернулся к учебе, сосредоточился на карьере. Упорство и целеустремленность у него в крови, – если уж чего захотел, непременно добьется. Я всегда восхищался тем, как он умеет вцепиться мертвой хваткой в свою идею, ни перед чем не останавливаясь.

– Ты в молодости был таким же? – спрашиваю я.

Дедушка качает головой:

– Нет. В меня Соня пошла. А вот Патрик весь в свою маму – и, возможно, в моего отца. Я о папаше толком ничего не знаю, но, кажется, он был весьма успешным дельцом.

– Ты с ним не общался?

Дедуля печально улыбается.

– Даже ни разу не видел.

– Как жаль… – Пускай с моим папой и нелегко, я точно знаю: он меня любит. Его присутствие в моей жизни дарит спокойствие и уверенность; не знай я папу, все сложилось бы иначе. Дедуля же даже ни разу не встретился со своим отцом. А я еще без конца ему жалуюсь на папу! Едва заметно опускаю голову, ловлю цветок нарцисса в траве, отрываю от него лепесточки один за другим.

– Все в порядке. Я уже давно смирился. Очень рад, что вы с Броуди ко мне заглянули, для меня это очень важно. Я ведь знаю, что у вас и так дел невпроворот.

Сглатываю ком в горле. Дед заслуживает куда большего, чем я могу дать.

– Я люблю тебя, дедуль.

Его взгляд затуманивают слезы.

– Любовь… Какое драгоценное слово. И как мало я о ней знал…

– О чем ты, дедуль?

– Да о любви. Я очень долго не понимал, что это такое. Пока не познакомился с твоей бабушкой. Не пойми меня неправильно: свою маму я любил, но мы с ней так редко виделись, что практического представления о любви у меня не было: она жила лишь у меня в голове.

От этих слов у меня по спине бегут мурашки. В них море боли, хотя дедушка произнес их ровным тоном, удивительно отстраненным.

– Ты не знал, что такое любовь?

– Нет. Когда мама отдала меня в приют, я был еще совсем маленьким. А после этого меня долго никто не любил, никто не выказывал привязанности ко мне. Я не понимал, каково любить самому и быть любимым. И не сразу овладел этим искусством. Может, отсюда и наши сложные отношения с твоим папой. Мы с твоей бабушкой росли нелюбимыми беспризорниками, и ситуация изменилась только после нашей встречи. Человеку тяжело жить без любви, как дереву без солнечного света или цветку без воды. А когда сам чего-то не понимаешь, невольно передаешь непонимание и детям. Хотя благодаря твоей бабуле я узнал о любви столько, что на целую жизнь хватило. Вдвоем мы преодолели все трудности.

Сжимаю его руку. На глаза мне наворачиваются слезы.

– Я ничего этого не знала, – выдавливаю из себя, а потом к горлу подкатывает ком.

Дедуля гладит меня по руке.

– Ничего страшного. Теперь все в прошлом, Кнопка.

Приходится ждать, пока ком немного уменьшится. Когда способность говорить возвращается, я прокашливаюсь и умудряюсь сказать:

– Мама с папой скоро приедут в Брисбен познакомиться с Броуди. Так что готовься! Надеюсь, папа с бабулей смогут наладить мосты, пока родители будут тут.

Дедуля улыбается.

– О, было бы прекрасно. Но не стоит рассчитывать на скорое примирение, Миа-Му. Твой папа – редкостный упрямец. Если уж что взбредет ему в голову, то надолго.

Глава 22 Декабрь 1953 года

Гарри

– Как губа? – спросил Макс, когда они с Гарри вернулись в дом.

Мальчик пожал плечами:

– Нормально. – Сердце билось в груди тяжело и глухо. Последним, чего хотелось в эту минуту, были разговоры о случившемся. Оно того не стоило. Когда живешь по приютам, драки становятся обычным делом, частью повседневности. Конфликты Гарри всей душой ненавидел, драться ему совсем не хотелось, но выбора не было: бей или умри. Во всяком случае, так ему виделось. Казалось, если без боя отдать победу в руки задир, внутри у него самого что-то погибнет. Сейчас Гарри страшно тосковал по Дэйви. Вот уж кто был ему надежным тылом. Дэйви всегда знал, какими словами подбодрить друга, как поддержать шуткой.

Наверняка и Макс все понимал, ведь у него с Дэйви было много общего. Он прожил в учреждениях для беспризорников куда больше, чем Гарри, и знал, как трудно пробивать себе путь в жизни.

– Куда ты собрался?

Гарри кивком указал вперед.

– В корпус Эвелин. Я сегодня толком не видел Мэри с Лотти. А ты?