За далекой чертой

Бледное солнце зависло над горизонтом, разбросав по деревне прохладные тени. Некоторые ребята высыпали на веранды, кто-то прятался от холода в домах, среди стылых стен, пускай это и было бессмысленно. Два мальчика кололи дрова рядом с горой бревен. Их голые ступни были покрыты мозолями и царапинами. Бревна ребята придерживали ногами и звучно колотили по древесине топорами.

Мэри посмотрела себе на ноги. Уже месяц, как они перестали чувствовать холод заледеневшей земли. Мэри в жизни еще так не мерзла. Температура тут не падала так низко, как в Англии, но там у нее всегда были чулки и обувь, пускай и не по размеру, и огонь, у которого можно было погреться. В ту пору она и представить себе не могла, что бывает хуже. Зато в Австралии у них с Лотти была какая-никакая еда, и голодные спазмы уже не донимали их с такой силой.

Утром, когда сестры встали, на земле поблескивал иней, а подоконники были покрыты тонкой ледяной корочкой, как и одеяла, под которыми девочки прятались с головой. Но под блеклой улыбкой болезненно-бледного солнца лед и снег испарились. К вечеру снова поднялся пронизывающий ветер, он свободно гулял по просторам и пробирал до костей, наполнял тело холодом, которому уже не суждено было рассеяться до самого утра.

Холод и пустота стали верными друзьями девушки. Она так сроднилась с ними, что уже и забыла, каково их не чувствовать, как на борту «Стратэйрда» всего несколько лет назад. У нее осталось немало счастливых воспоминаний об изобилии, тепле и сытости, но теперь радостные картины прошлого превратились в туманную дымку, недостижимую мечту.

В конюшне было холодно и темно. Лошади в попонах гуляли по двору, пощипывая оставшиеся сухие травинки. Мэри и Лотти подошли к забору, просунули руки между досками, погладили длинные подрагивающие морды животных, почесали жесткие, присыпанные пылью челки. За это время девочки успели стать ловкими наездницами и выиграли на соревнованиях в Молонге и Ориндже не одну наградную ленту. Поехать за границу они не могли, поскольку в школе не было водного транспорта для лошадей, но во всех местных состязаниях участвовали с большим удовольствием.

Мальчишки же предпочитали регби. Некоторые играли и в местной футбольной команде. Гарри и в регби отличился, и в минувшем году прошел отбор в окружную футбольную команду, но потом вплотную занялся учебой. До его отъезда оставалось всего ничего. Парню уже исполнилось шестнадцать, а это значило, что в ближайший год или около того его переведут на другую ферму. Почти всех воспитанников распределяли еще до восемнадцатилетия, некоторых даже задолго.

Мэри знала, что будет очень тосковать по доброму другу. Будущее постоянно тревожило ее. Сперва уедет Гарри, потом придет и ее черед. Было время, когда она думала лишь об отъезде, а остальное ее не интересовало. Это случилось после того, как Крю настиг ее второй раз. Затем последовал третий. За годы она сбилась со счета и уже сама не знала, сколько раз садовник вот так на нее накидывался, но в половине случаев ей удавалось дать ему отпор. Гарри она о своих бедах не рассказывала. Он думал, что его надзор помогает обезопасить подругу. Но на самом деле Крю просто умел подгадать момент, когда никого не было рядом. Внутри Мэри поселилась пустота, словно бы заключенная в ледяной круглый панцирь. Казалось, в душе остался лишь непроглядный мрак, если не считать любви к Гарри и Лотти.

– Можем сбежать завтра же, – шепотом предложила Мэри сестре. Ее слова повисли в неподвижном полуденном воздухе.

Лотти резко вздохнула.

– Ты же знаешь, это невозможно. Нас сцапают как пить дать. Отсюда никто еще ноги не уносил. Нас высекут на глазах у всей деревни.

– Да, знаю. – Вот уж о чем Мэри напоминать не требовалось: она столько раз видела прилюдную порку, что это зрелище навсегда врезалось в память. Девушка осознавала риски, но была к ним готова, лишь бы Лотти осталась с ней рядом. – Это я как-нибудь переживу, не впервой. Но смотреть, как бьют тебя, я не смогу.

В этом и было дело. Годами Мэри защищала сестру от самого страшного, а если что-то случалось, брала вину на себя, закрывая собой Лотти от воспитательницы, учительницы или работницы, лишь бы только ее саму наказали. Она уберегала сестренку от всевозможных бед, но никак не могла оградить ее от боли осознания того, что мама никогда за ними не приедет. Лотти столкнулась с этой правдой через два года после прибытия в Австралию и несколько месяцев оставалась в подавленном настроении. Горе превратило ее в тихую, рассудительную, здравомыслящую девочку, которая не стремилась к людскому обществу. И в качестве компенсации за то, что не удастся привезти сюда маму, Мэри поклялась себе, что всегда будет спасать Лотти от боли, покуда это в ее силах.

– Я выдержу. Необязательно постоянно меня опекать, – заметила Лотти, щекоча морду гнедой кобылы.

– Обещаю, я что-нибудь придумаю. Мы обязательно выберемся отсюда вместе.

Лотти посмотрела на сестру полными страха глазами:

– Не вздумай такое обещать!

Мэри обняла ее за плечи и крепко прижала к себе.

– Нельзя нам разлучаться. Я этого не переживу.