У с т я. За Голохвостого - цирюльника, сына того, что за канавой был!
М а р т а. Да он ведь один на весь Подол; другого Голохвостого нету!
Х и м к а. Так этот самый Голохвостый венчается же сегодня с Проней!
У с т я и М а р т а (всплеснув руками). Что ты? Неужто?
Х и м к а. Да не видите разве, какая тут приборка идет к свадьбе... Через нее у меня уже и руки, и ноги - хоть брось!
У с т я. Матенька моя, вот это штука!
М а р т а. Ну и срам!
У с т я. Да ты, случаем, не дурачишь нас?
Х и м к а (показывает в окно). Вон гляньте, как наша пава по двору прохаживается, пыжится, что лягушка.
У с т я (взглянув). Ой, мамочки! Ей-богу, в белом платье, да еще в цветах!
М а р т а (тут же). Правда, правда! И фату нацепила!
У с т я. Так бежим сейчас к тетке Секлите сказать!
М а р т а. Побежим! Вот будет буча.
У с т я. А будет! (Сталкивается с Меронией.)
Х и м к а (смеясь). Ну, сейчас пойдет баталия!
Явление шестое
Т е ж е и М е р о н и я.
М е р о н и я (спотыкаясь и прихрамывая). Вот летят! Так толкнули, что головой о дверь ударилась! Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас!
Х и м к а. Аминь.
М е р о н и я. Слышали? Галю просватали за Голохвостого.
М а р т а. Опоздала!
У с т я. Он, чуете, сегодня венчается с Проней!
М е р о н и я. Ой, грех какой!
М а р т а и У с т я. Мы сейчас идем к Секлите - оповестить!
М е р о н и я. И я с вами. Ой, не бегите только так, мне не угнаться: у меня ноги покалечены! Ой, не бегите же. (Выбегает за ними.)
Х и м к а (в окно, смеясь). Да подождите ее, а то упадет! Ну и оказия! Вот удалец! На двух жениться хочет! Чистый салтан! Ха-ха-ха!
Явление седьмое
Х и м к а, Н а с т я и Н а т а л к а.
Настя и Наталка входят разряженные, но по-мещански.
Н а с т я. Добрый день! А Проня уже оделась?
X и м к а. До свету еще!
Н а т а л к а. А где ж она?
X и м к а. Да там где-то потащилась подолом двор подметать. (Выходит.)
Н а с т я. А я, знаешь, не хотела и приходить после того вечера к этой фуфыре, да уж просила, боже мой, как!
Н а т а л к а. И меня тоже; даже старуха Серчиха приходила. Так я уж подумала, бог с ними! Ну и счастье ж этой Проне! И чем она взяла?
Н а с т я. Кислым оком да длинным носом.
Н а т а л к а. А ведь правда! И где у него только глаза были?
Н а с т я. Конечно, за деньги берет.
Н а т а л к а. Это она его приманила своими нарядами да брансолетами.
Н а с т я. Брось, сердце! Разве ж она умеет толком прибраться? Понадевает, понадевает, что на куделю шерсть, да и выступает, как индюк, и все это на ней, как на корове седло.
Н а т а л к а. Именно, как на корове седло.
Н а с т я. А из этих тряпок еще и рожа торчит, что за три дня не отполощешь!
Явление восьмое
Т е ж е и П р о н я.
П р о н я (входит, важно здоровается). Здравствуйте вам.
Н а т а л к а. Ах, какой на вас наряд, глаз не отвести!
Н а с т я. Чудо, чудо! У вас таки скусу, что у той крали.
Н а т а л к а. Да какое модное!
П р о н я. В первом магазине на Крещатике шили.
Н а т а л к а. А к лицу-то как, хоть рисуй!
Н а с т я. Вы сегодня очень красивые, ровно тот цветочек, что в веночке!
П р о н я. Мерси за комплиман.
Н а с т я (Наталке). Не переложи в кутью меду.
Н а т а л к а (Насте). Да ну ее к черту! (Вслух.) Ой, родная моя маменька! Какой же у вас, Проня, брансолет, а сережки как горят, будто само солнце в дом заглянуло!
Н а с т я. Настоящие?
П р о н я. А как же!
Явление девятое
Т е ж е и Я в д о к и я П и л и п о в н а.
Я в д о к и я П и л и п о в н а (выбегает из кухни в чепчике и в длинной шали). Еще бы не настоящие, когда за ободок вот этот на руку, или как его, отдала двадцать два рублика, а за сережки аж семьдесят пять своими руками отдала!
Н а с т я. Ого! Семьдесят пять!
Н а т а л к а. Ой, мама моя!
П р о н я. Таки не вытерпели, прибежали; еще Химку сюда приведите!
Я в д о к и я П и л и п о в н а. Как это, чтоб и теперь, когда самая пора, не похвалиться перед добрыми людьми? Нет уж, дочка, извините.
П р о н я. Охота! Диво какое, что золото или халмазы!
Я в д о к и я П и л и п о в н а. Как это не диво? Вон за ту материю, что на платье, позапрошлый год еще платила по три рубля!
Н а с т я. Еще позапрошлый?
Я в д о к и я П и л и п о в н а. А как же, теперь за такую цену не купишь!
П р о н я. Вы бы, мама, пошли лучше на кухню заняться, нежели невесть что плести!
Я в д о к и я П и л и п о в н а. Да там уже все готово. А за другое платье шелковое заплатили аж по три с полтиной за аршин; уж такое дорогое, что - господи! Вот я вынесу. (Идет в комнату.)
П р о н я. Да что вы разохались, точно сроду не носили шелкового?
Н а с т я и Н а т а л к а. Покажите, покажите, мы еще не видели!
С т е п а н (за окном). За кого это Серки выдают дочку?
Г о л о с. За какого-то цирюльника.
С т е п а н. Неужто за Голохвостого? Иоська, значит правду говорил.
Я в д о к и я П и л и п о в н а (тащит целый ворох разных платьев). Вот поглядите, какие!
Н а с т я. Чудо! Широкое и добротное! (Щупает.) Н а т а л к а. Ой, какое красивое! Как шелестит!