За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

В условиях товарного голода бурно расцвел черный рынок. Он паразитировал на государственной системе снабжения. Продукты и товары из кооперативов, со складов, ворованные или купленные из-под полы, уходили на рынок, где их продавали втридорога. Частью черного рынка стала и сильно сократившаяся нэпмановская торговля.

Города переживали товарный кризис, а что же в деревне? Продовольственное положение деревни в 1930 году по сравнению с прошлым годом ухудшилось. Насильственная коллективизация вела к сокращению производства, реквизиции истощали крестьянские запасы. По подсчетам экономистов, после заготовок 1929/30 года в деревне оставалось на 6 млн т зерна меньше, чем в прошлом году[126]. Однако большинство крестьян пока сохраняли свои индивидуальные хозяйства. Надел земли и скот позволяли обеспечить семью и даже кое-что продавать на рынке. Деревня пока не страдала от недостатка продовольствия, за исключением бедняков и маломощного середнячества, которые вновь стали жертвами локального голода.

По свидетельству ОГПУ, локальный голод начался зимой 1929/30 года, особенно усилился весной и продолжался до получения нового урожая. Страдали безземельные и малоземельные бедняки, которые перестали получать государственную помощь и не могли рассчитывать на помощь соседей — те либо сами не имели достаточно продовольствия, либо мстили бедноте за участие в реквизициях. Ощущался недостаток хлеба и у некоторых середняков. Среди неблагополучных районов сводки ОГПУ называют Башкирию и Казахстан. Там были зарегистрированы случаи голодных смертей. По мнению самих казахских властей, причиной голода стал развал местного крестьянского товарооборота. Ранее Казахстан снабжался из соседних хлебопроизводящих районов и не испытывал трудностей. Шедшие в ОГПУ на имя Ягоды телеграммы свидетельствуют о том, что весной и летом 1930 года в Сибири также начался голод. Катастрофическое положение с продовольствием складывалось на Северном Кавказе и Средней Волге. Так, жители поселка Ленинградский (Самарский край) в декабре 1930 года писали о том, что весь хлеб был вывезен во время заготовок и теперь они пухнут от голода. Люди «молили не дать помереть». Краевой исполком приказал провести медицинское обследование поселка. Оно подтвердило бедственное положение: из 33 человек только двое находились в удовлетворительном состоянии[127]. Голод сопровождали его неизбежные спутники: нищенство, самоубийства, рост заболеваний, истребление скота, распродажа имущества, бегство в город. Но это была лишь прелюдия к надвигавшейся трагедии.

Народ возмущается — ОГПУ ищет виновных

Жизнь ухудшилась, и население роптало. Насколько серьезным было недовольство продовольственным положением в стране? Материалы ОГПУ свидетельствуют, что «продовольственные затруднения» представляли один из основных вопросов, тревоживших рабочих. Собрания на заводах независимо от повестки дня часто сводились к проблеме продовольствия и могли длиться несколько дней. Делегации рабочих ехали в Москву искать правду.

О настроениях рабочих свидетельствует интересный эпизод. В августе 1930 года в Днепропетровск приехал председатель Всеукраинского ЦИКа Г. И. Петровский. Цель — встретиться с рабочими завода имени себя, пожурить их за невыполнение плана и вдохновить на трудовые подвиги. Местное руководство, боясь подачи коллективных жалоб, решило заранее не оповещать рабочих о приезде высокого гостя. Да и сам Петровский, зная о недовольстве рабочих, побоялся созвать общезаводское собрание и беседовал с небольшими группами. Напрасно он пытался свести разговор на производственные темы, рабочие все время возвращались к одному и тому же:

«Скажите о сале… Пусть попробует пшенную кашу и пусть знает, что нас кормят селедкой».

«Тов. Петровский пользуется среди нас большим уважением. Если бы приехал другой вождь, он бы имел большие неприятности, так как рабочие теперь разъярены. Даже те, которые хорошо относятся к соввласти, теперь против всех озлоблены и ищут, на ком бы злобу излить»[128].