За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Индустриализация набирала ход, вместе с ней рос и ГУЛАГ. Важность заключенных для выполнения пятилеток предопределила дальнейшую эволюцию принципов их снабжения. Постановления 1931–1933 годов все более рассматривали спецпереселенцев не как наказуемых, а как важную рабочую силу на стройках социализма. Постепенно на них были распространены принципы рабочего снабжения. Постановления подтверждали, что спецпереселенцы должны получать нормы, установленные для вольных рабочих тех предприятий, новостроек, совхозов, лесоразработок, в распоряжении которых они находились, а члены их семей — нормы членов семей рабочих. В результате иерархия снабжения спецпереселенцев, как и вольных рабочих, стала определяться не только выполнением производственных заданий, но и индустриальной важностью предприятий, на которых они работали. Был пересмотрен вопрос о ценах и зарплате. Продавать товары спецпереселенцам теперь должны были по ценам, действующим в местах их поселения. Их зарплата уравнивалась с зарплатой вольных рабочих данного предприятия. Равными должны были быть и жилищные условия, и медицинское обслуживание. Появились постановления о санитарном и культурно-бытовом обслуживании спецпереселенцев[151].

В результате к концу первой пятилетки различий между вольными рабочими и спецпереселенцами, с точки зрения принципов государственного снабжения, изложенных в постановлениях, не существовало. Более того, индустриальный прагматизм приводил к тому, что нормы спецпереселенцев, работавших на крупнейших промышленных объектах, например на Магнитке или в Кузбассе, превышали нормы вольных рабочих и служащих типографии или небольшого предприятия[152].

Снабжение заключенных в исправительных лагерях, в соответствии с постановлениями, должно было подчиняться тому же главному принципу, что и снабжение спецпереселенцев, — продукты выдаются только при выполнении задания, больше получают те, кто лучше работает. Принципы государственного снабжения в очередной раз подтверждали условность деления общества на «свободных» и «заключенных».

Индустриальный прагматизм определял и снабжение интеллигенции, включая инженерно-технический персонал на предприятиях и в учреждениях (техническая интеллигенция), ученых, преподавателей вузов, учителей, врачей, юристов, агрономов (научная интеллигенция), артистов, художников, музыкантов и пр. (творческая интеллигенция). Индустриализация нуждалась в работниках интеллектуального труда. Одновременно с созданием «своей» рабоче-крестьянской интеллигенции власть стремилась использовать и специалистов, получивших образование до революции. По мере того как индустриализация набирала ход, «старую» интеллигенцию перестали третировать как «буржуазную» и враждебную режиму. Власть предложила ей хлеб в обмен на знания и профессионализм[153].

В соответствии с январским 1931 года постановлением коллегии Наркомснаба снабжение интеллигенции должно было определяться не ее классовой, «буржуазной» или «пролетарской», принадлежностью, а близостью к промышленному производству. Инженерно-технический персонал на предприятиях, научные работники в лабораториях на производстве, преподаватели школ фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), врачи, обслуживавшие предприятия, должны были снабжаться по высшему официальному стандарту — нормам индустриальных рабочих того списка, к которому относился данный город или предприятие, а также пользоваться всеми социальными льготами индустриальных рабочих. Вторую группу интеллигенции составили преподаватели индустриальных вузов и техникумов, которые хотя сами непосредственно и не работали на производстве, но готовили для него кадры. Они получили нормы рабочих группы «Б» того списка, к которому относился город их проживания. В низшую группу снабжения, получившую нормы служащих данного города, Наркомснаб определил преподавателей неиндустриальных вузов и техникумов, а также так называемых «лиц свободных профессий» (частнопрактикующие врачи, художники, скульпторы, адвокаты, преподаватели частных уроков и пр.) и их иждивенцев.

Весной 1931 года научная элита — 10 тыс. человек (около 40 % научных работников страны) — стала снабжаться по нормам индустриальных рабочих особого и первого списков[154]. В эту группу интеллигенции вошли академики, профессора, доценты вузов, старшие научные работники НИИ. Серией постановлений 1929–1933 годов научная элита была приравнена к индустриальным рабочим в праве на жилье, медико-санитарную помощь, образование и пр.[155]