Государственное снабжение зависело также от социального статуса крестьянина и призвано было подстегивать коллективизацию. В первую очередь получали товары колхозники, затем отоваривались единоличники. Запрещалось продавать дефицитные товары кулакам. Они вообще могли покупать товары только при полном выполнении своих обязательств по сдаче продукции государству. Разными были и нормы отоваривания. Так, в 1931 году колхозник мог купить товаров на 30–40 % суммы, полученной им за сданные государству хлеб, мясо, шерсть и т. д. Норма отоваривания единоличников была меньше — 25–30 %[166]
.Анализ принципов всесоюзной карточной системы, проведенный в этой главе, показывает, что стратификация государственного снабжения не совпадала с официально объявленной классовой структурой советского общества. Внутри хрестоматийно выделяемых классов и групп — рабочие, служащие, интеллигенция, военные, крестьяне — существовали страты, для которых Политбюро определило разные условия снабжения. Образно говоря, в снабжении лезвие стратификации проходило не между классами, а через них, рассекая классы на множество групп. В практике государственного снабжения эти группы затем перемешивались и объединялись в новые страты не по классовому признаку, а по принципу «нужен для индустриализции — не нужен», «очень нужен — не очень нужен».
Таким образом, классов, в их марксистском понимании, в государственном снабжении не существовало. В одной группе снабжения оказывались индустриальные рабочие ведущих промышленных предприятий и строек, инженерно-технический персонал, врачи и учителя, партийные и советские лидеры, работавшие на индустриальном производстве, учащиеся фабрично-заводских училищ, профессора, начальствующий и командный состав армии, флота и ОГПУ. Всем им были назначены нормы индустриальных рабочих особого списка. В другую группу снабжения постановлениями были объединены служащие, преподаватели и студенты неиндустриальных вузов, члены семей рабочих, которые должны были получать нормы служащих. В низшей группе снабжения вместе с рабочими совхозов и мелких предприятий оказались и спецпереселенцы на лесоразработках и сельхозработах, сельские учителя, врачи, агрономы и прочая сельская интеллигенция, а также сельская милиция.
Индустриальный прагматизм формировал не только своеобразную социальную, но и географическую иерархию. Горожане получили преимущества перед сельским населением, а население крупных индустриальных центров — перед жителями малых и неиндустриальных городов.
Мировой опыт свидетельствует, что многие государства прибегали к регламентации снабжения, главным образом в периоды войн. Именно войны создавали к этому два необходимых условия: острый дефицит товаров и усиление централизации. Однако при всем многообразии систем государственного регулирования снабжения, карточная система первых советских пятилеток остается уникальной. За редким исключением, государственная регламентация снабжения в других странах не сопровождалась уничтожением частного сектора экономики. Советская система распределения товаров 1931–1935 годов уникальна еще и крайней стратифицикацией. Даже карточная система, существовавшая в СССР в период Второй мировой войны, уступала в этом карточной системе первых пятилеток. И наконец, государственное регламентированное снабжение первой половины 1930‐х годов являлось крайне прагматичным. В нем практически отсутствуют принципы социальной справедливости и в гипертрофированном виде выражены принципы государственной необходимости.
Сравнивая мировые системы государственного регулирования снабжения, приходишь к выводу, что сталинское руководство разрабатывало свою, руководствуясь законами военного времени[167]
, а советское общество в мирные 1930‐е годы жило в условиях, которые некоторые нации не испытали даже в периоды мировых войн[168].Спецснабжение: «Государство — это я»
Индустриальный прагматизм не был единственным принципом централизованного распределения в период карточной системы 1931–1935 годов. Принадлежность к власти играла огромную роль в системе государственного снабжения.
Согласно опубликованным постановлениям, в стране не существовало норм выше норм индустриальных рабочих и красноармейского пайка. Если Политбюро хотело подчеркнуть особое положение той или иной социальной группы, оно уравнивало ее в правах с индустриальными рабочими. Даже высшая партийная, советская (работники государственного аппарата), военная и интеллектуальная элита официально по нормам снабжения и другим привилегиям была приравнена к классу-гегемону. Действительность, конечно, отличалась от постановлений. В стране существовало спецснабжение, хотя этот факт не афишировался. Развитие спецснабжения происходило по мере углубления продовольственного кризиса в стране — Политбюро стремилось защитить права элиты.