Кроме тех, кто «законно» получил от государства право на сытую жизнь, в стране были и те, кто незаконно пользовался спецснабжением. Местные партийные и советские лидеры, руководители крупных предприятий и строек, региональные представители прокуратуры и ОГПУ/НКВД, официально не получив спецснабжения, пользовались всем лучшим на своем уровне: все, что поступало в регион, попадало в их распоряжение. Самоснабжение местного руководства шло за счет ухудшения снабжения населения данной территории, так как обеспечивалось из общих государственных фондов, выделяемых Наркомснабом для этой местности.
Однако в условиях скудного снабжения периферии возможности местных руководителей были ограниченны и зависели от размеров управляемой территории и ее важности в правительственных планах. Индустриальные районы с крупными промышленными объектами обеспечивались лучше, а значит, существовало больше возможностей поживиться за государственный счет. На крупных предприятиях и стройках к тому же работали иностранцы, для которых правительство выделяло особые фонды. Официально распределители, снабжавшие иностранцев, были недоступны советским гражданам, но с замечательной закономерностью к этим распределителям оказывалась прикрепленной вся местная верхушка[266]
. Торгсин являлся еще одним источником самоснабжения местного руководства. Его магазины были открыты для любого, но за товары нужно было расплачиваться драгоценностями или валютой. Местные руководители обходили это правило. Они рассматривали Торгсин как свою вотчину: брали товары и платили рублями. В отношении других материальных благ (квартиры, дачи, санатории, больницы, зарплата, пенсия и пр.) местная номенклатура также пользовалась лучшим на своем уровне, однако реальные местные возможности, как и в случае со снабжением, были ограниченны.Положение руководства в аграрных регионах было хуже, чем в индустриальных: поступавшие фонды государственного снабжения невелики, меньше торгсинов и инснабов — приходилось довольствоваться малым. Кроме того, шел стихийный рост численности номенклатуры, который стимулировали как стремление добраться до государственной кормушки, так и объективная потребность в увеличении числа проводников политики Политбюро. Особенно много «толкачей» требовала коллективизация, ведь крестьяне сопротивлялись. Рост численности местной номенклатуры вел к снижению доли получаемых ее представителями материальных благ.
В письме секретаря Северо-Кавказского краевого комитета партии, которое было направлено в мае 1933 года в ЦК ВКП(б), например, сообщалось, что Наркомснаб установил для центрального снабжения контингент в 1440 руководящих работников из расчета 20 человек на район. Между тем положение на Северном Кавказе, в одном из основных сельскохозяйственных районов страны, было тяжелым — шла насильственная коллективизация, свирепствовал голод. Поэтому в действительности в районах было не по 20, а по 40–45 партийных работников, а в национальных областях, где ситуация осложнялась и межнациональными конфликтами, по 60–200. «И меньше этого при теперешнем положении в деревне на Северном Кавказе иметь не можем!» — восклицал секретарь крайкома. В результате фонды, которые Наркомснаб направлял для снабжения 1440 человек, шли на обеспечение 6 тыс. руководящих работников в районах, национальных областях и городах Северного Кавказа. «До сих пор эти разрывы покрывались за счет общих фондов (то есть ухудшения. —