За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

Нормы, обещанные иностранцам в постановлениях Наркомснаба, практически повсеместно не выполнялись. Исключение составляли немногие крупные центры. В лучшем положении были те, кто работал в Москве и Ленинграде. На фоне жалкого ассортимента других магазинов американский распределитель в Москве впечатлял. По словам того же Джека Моррисея, в нем было все, что душе угодно. Когда он привел туда свою голодную переводчицу, та буквально разрыдалась при виде изобилия. Но это была, по его же словам, московская показуха — на всей остальной территории, от Балтики до Владивостока, ничего близкого к этому не существовало. Именно в Москве жили и работали наиболее привилегированные иностранцы. Например, берлинские строители, которые добились не ограниченного нормами снабжения. Сравнительно неплохие условия были созданы в крупных индустриальных центрах — Свердловске, Магнитогорске, Горьком и др. Там работали большие группы иностранцев, а значит, государство выделяло больше фондов, открывало специальные распределители. Хуже было тем, кто работал в небольших городах, на новых, еще не обжитых стройках. Там иностранцы голодали, болели, умирали. При недостаточном государственном снабжении рынок в обеспечении иностранцев играл не менее важную роль, чем в обеспечении остального населения страны.

Со всеми преимуществами и привилегиями уровень жизни иностранных рабочих и специалистов в СССР был существенно ниже их обеспечения на Западе, а для многих и хуже положения безработных в развитых капиталистических странах. Недовольство толкало порой на довольно резкие действия. Один из инженеров вспоминает, как в Грозном уставшие от обещаний американцы сбросили со второго этажа кровать на голову ответственного за их обеспечение[270]. Но чаще протестовали разрывом контрактов и бегством.

Почти для всех иностранных рабочих и специалистов пребывание в СССР закончилось глубоким разочарованием. Идеалисты, которые ехали в Советскую Россию по зову сердца, увидели там бесправие, террор, проституцию, нищих и покидали первое пролетарское государство разуверившимися в идеях социализма. Коммунистический рай не состоялся на Земле. Многие из них, вернувшись домой, выступали в прессе и на собраниях, подрывая своими рассказами многолетнюю пропагандистскую работу коммунистических организаций. Те, в свою очередь, просили советские власти не вербовать рабочих за границей.

Те же, кто поехал в СССР за длинным рублем, поверив обещаниям Амторга и других вербующих организаций, в лучшем случае вернулись с тем, что имели. Даже высокооплачиваемые инженеры и техники, которые выполнили свои контракты, мало что заработали. Советское руководство всячески старалось не обменивать получаемые иностранцами советские рубли на иностранную валюту. В тех случаях, когда обмен все-таки происходил, он осуществлялся по заниженному принудительному курсу, установленному советскими властями[271]. Для тех же, кто не выдержал тяжелейших условий и разорвал контракт, оставался один путь — распродать все личное имущество, чтобы выручить деньги на билет домой. К сожалению, много было и таких, кто перед отъездом в СССР распродал имущество и в итоге потерял все.

Не все иностранцы могли покинуть СССР. Те, кто поторопился принять советское гражданство, навсегда здесь и остались, многие из них погибли во время массовых репрессий. Те же, кто, пленившись советскими женщинами, женился, оказались заложниками режима. Приключенческие романы могли бы быть написаны о том, как иностранцы вывозили своих советских жен за границу. Вот одна из историй, которую рассказал Джон М. Пеликан.

Трижды получив отказ на выезд своей русской жены вместе с ним на родину в США, он попытался контрабандно переправить ее на моторной лодке Черным морем в Турцию. Попытка не удалась. Беглецов остановил советский патрульный корабль. После подтверждения американского гражданства господина Пеликана освободили, жена же его, оставаясь советской гражданкой, была отправлена в тюрьму в Батуми с перспективой получить за контрреволюционную деятельность от одного до трех лет ссылки в Сибирь. ГПУ Закавказья дало знать американцу, что его жена может быть освобождена. Для этого господин Пеликан должен был продлить на один-два года свой контракт и согласиться вести экономический шпионаж в пользу СССР.

Пытаясь спасти жену, Пеликан подписал договор с ГПУ. Спустя полчаса его жену освободили (она провела в тюрьме пять недель). История, однако, закончилась неожиданно быстро, и ОГПУ не смогло воспользоваться услугами новоприобретенного агента. Знакомый Пеликана, журналист «Чикаго трибьюн» Дональд Дэй, согласился помочь переправить русскую женщину через контрабандистов в Латвии в обмен на разрешение рассказать в печати эту историю. Через неделю госпожа Пеликан оказалась в Риге. Там же в Риге Джон Пеликан написал письменное показание под присягой и отказ от обязательств, данных ОГПУ[272].