За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941

В условиях голодного спроса цены на рынке кусались. В 1932–1933 годах по карточкам цена на ржаной хлеб по стране колебалась от 14 до 27 коп., пшеничного — от 36 до 60 коп. Средняя рыночная же цена на ржаной хлеб в начале 1932 года составляла 2 руб., а в 1933 году подскочила до 5; пшеничный хлеб в те же годы на рынке стоил в среднем соответственно 2,5 и 8 руб. за килограмм. Мясо в государственном секторе тогда же обходилось рабочему от 2 до 4 руб. за килограмм, а на рынке — 5–12 руб.; картофель стоил около 20 коп. в государственной торговле и 1–2 руб. на рынке; молоко у государства рабочий покупал от 40 коп. до рубля за литр, на рынке же платил за него 1,5–3 руб.; масло коровье (кг) стоило 6–10 руб. по карточкам и 20–45 руб. на рынке; яйца (десяток) — соответственно 2,5–9 и 10–22 руб.[299] Своего пика рыночные цены достигли весной — летом 1933 года. В следующем году в связи с нормализацией продовольственной ситуации началось снижение цен рыночной торговли[300].

Высокие рыночные цены были главным источником денежных доходов крестьян и позволяли им покупать товары в государственной коммерческой торговле. Однако в голодные годы крестьяне охотнее обменивали продовольствие на промышленные товары, чем брали деньги. В этих случаях они даже снижали цену на свою продукцию.

Значение подсобных хозяйств и крестьянского рынка в снабжении населения признавали и правительственные органы. В одной из записок ЦУНХУ сообщалось, что продовольственные фонды, поступившие в 1932 году на снабжение населения, приблизительно равнялись фондам 1931 года. Но то была заслуга не государства, говорилось в записке, а крестьянского рынка и пригородных хозяйств. Действительно, государственное снабжение в 1932 году резко сократилось. По сравнению с предыдущим годом фонд мясопродуктов составлял половину, фонд сливочного масла — меньше 40 %, фонды рыбопродуктов, картофеля, овощей — около 70 %. Развитие крестьянского рынка и подсобных хозяйств компенсировало это сокращение[301]. Если бы кто-то задался мыслью увековечить память о голодных первых пятилетках, то должен был бы создать памятник небольшому участку земли — огороду.

Приведенные факты свидетельствуют, что рынок развивался не только энергией и изобретательностью людей, но и действиями власти. Неизбежное возвращение к рынку было проклятием советской экономики. Руководство страны хотело бы обойтись без рынка, да не могло этого сделать: каждая попытка воплотить в жизнь утопию безрыночной экономики вела к кризису. Плановое хозяйство нуждалось в рынке. Кризис и голод убедили в этом. Разрушив рыночную систему нэпа и ввергнув страну в хаос, руководство страны затем вынужденно использовало предпринимательство и рынок, чтобы нормализовать продовольственную обстановку. Формально постулаты политэкономии социализма не были пересмотрены, но правительство приняло ряд постановлений, которые несколько расширили легальную сферу развития рыночных отношений.

Однако рамки легального рынка все еще оставались узки. Частное предпринимательство могло быть индивидуальной мелкой деятельностью по самообеспечению, дополнением к государственному снабжению, но не источником обогащения. Политбюро старалось втиснуть рынок и частное предпринимательство в прокрустово ложе политэкономии социализма. Остались незыблемыми постулаты о недопущении частной собственности на землю и средства производства. Использование найма рабочей силы запрещалось.

Масштабы легальной частной деятельности, допущенные Политбюро, были значительно ýже не только капиталистического рынка царской России, но даже ограниченного рынка периода нэпа[302]. Так, в 1920‐е годы производство сельскохозяйственной продукции практически полностью являлось частным делом, тогда как в 1930‐е частное аграрное производство, помимо оставшихся крестьян-единоличников, было представлено лишь огородами горожан и небольшими подсобными хозяйствами колхозников. Ограничение частной инициативы в сельскохозяйственном производстве приводило к тому, что предложение продуктов на рынке оставалось недостаточным, а материальное обеспечение населения даже с учетом покупок на рынке — невысоким. Бюджеты свидетельствуют, что, с учетом всех источников снабжения, примерное ежедневное меню члена рабочей семьи в 1932–1933 годах состояло из трети буханки черного хлеба, двух-трех ломтей белого, тарелки каши, слегка сдобренной постным маслом, тарелки овощного или рыбного супа с кусочком рыбы в 30 г, двух-трех картофелин с кусочком мяса в 40–70 г, стакана молока каждые четыре дня, который, скорее всего, отдавали детям, слабого, почти без заварки чая, нескольких кусков сахара и горстки дешевых конфет.