Вот и я тоже скоро умру. Жизнь совершенно не задалась. С самого рождения и до смерти – ничего хорошего.
Нам с Харуной выпало на долю много несчастья. Только и всего.
Я снова вздохнул и освободил качели, как вдруг зазвонил телефон.
Вытащил его из кармана, взглянул на экран. Звонила Миура. Опять будет кричать. Но все же я решил ответить.
– Ты куда делся? Взял и ушел, вот придурок.
– Прости.
– Ладно, мне-то что. Но тут тебе надо кое-что передать. Ты далеко?
Мама Харуны передала Миуре письма. Одно для нее самой, другое для меня.
Я вернулся к ритуальному залу. Письмо Харуна написала на альбомном листе и сложила вчетверо.
Едва добравшись до дома, я уединился в комнате и раскрыл послание.
Короткое. Под текстом девушка нарисовала три разноцветные герберы: красную, оранжевую и желтую. Казалось, потрешь бумагу – и карандаш исчезнет. Грустно, но все равно очень красиво.
На этом письмо обрывалось.
Я перевернул лист, но продолжения не обнаружил и там.
Что же такое последнее она хотела сказать?
Неужели Харуна потеряла сознание, пока писала письмо? Или не потеряла, но прервалась, чтобы передохнуть, да так и забыла? Я усмехнулся: с нее бы сталось.
Не знаю, что она пыталась передать мне напоследок, но довольно и того, что Харуна счастлива.
Она ведь написала, что рада нашему знакомству. Я сам раз за разом счастливо перечитывал письмо, проводил пальцем по герберам, и опять наворачивались слезы.
Даже через неделю после похорон я не отошел от смерти Харуны и совершенно не думал о том, что же будет дальше. Только вспоминал наши с ней разговоры и плакал каждый вечер.
Вот и в тот день я перед сном думал о Харуне.
«Я буду бороться за каждый денечек. За каждый день, час, минуту и секунду».
Ее слова никак не выходили из головы.
Я все тщательно взвесил и решил… Пойду на операцию.
Подумал, как бы поступила Харуна. Если бы ей предложили хирургическое вмешательство, которое продлило бы ей жизнь на несколько лет, то она без колебаний согласилась бы. Если я не попытаюсь, то она разозлится, ведь ей-то даже возможности такой не дали.
Не сомневаюсь, что она бы велела мне соглашаться, если бы только я все ей рассказал. Ведь она поставила себе целью прожить столько, сколько получится. И приложила к этому все усилия. Я тоже должен вступить с болезнью в бой.
На следующий день, когда отец вернулся с работы, я спустился в гостиную и позвал родителей. Они сразу заметили, что со мной что-то не то, и напряглись.
– Я все-таки хочу попробовать с операцией. Я понимаю, как это дорого и хлопотно, но хочу… Можно?
– Конечно! – тут же воскликнул отец.
– Какие хлопоты? И про деньги не думай. Давайте как можно скорее попросим у доктора Кикути письмо, – обрадовалась мама.
– Я жалею, что раньше не согласился. Простите, что затянул. И спасибо вам огромное. За все, что сделали, и все, что я на вас взваливаю.
Мама зажала рот ладонями и заплакала. Вот, опять я довел ее до слез. До чего неблагодарный сын.
– Глупости, даже не думай. Как же здорово, что ты согласился. Мы так рады.
– Мне один человек сказал, что лучшая благодарность родителям – бороться за каждый день, час, минуту и секунду жизни.
Глаза у отца округлились, но затем он улыбнулся:
– Так и есть. Да, совершенно верно.
Он тоже заплакал. Снял очки, ущипнул себя за переносицу и сбежал в ванную, чтобы никто ничего не заметил.
Я спросил у невидимой Харуны в глубине души: «Я правильно поступил?»
«Правильно», – ответила, как мне показалось, она.
Операцию провели сразу после Нового года.
В больницу меня положили на пару дней раньше, чтобы взять все анализы. Притом такую великолепную, что и на больницу-то она не походила. У меня даже чуть-чуть отлегло.