Тогда он вспомнил, что брал с собой ещё патроны. Куртка, снятая с него Василисой, лежала неподалёку возле старого кострища. Пока он перезаряжал ружьё, покойник встал на четвереньки и тупо мотал безглазой башкой, высматривая на поляне свою жертву.
Матвей подошёл сбоку и выстрелил ему в голову, опять дуплетом. Осколки черепа, комья мозгового вещества, клочья кожи с волосами вылетели метров на пять в сторону леса. Труп ткнулся в мох и затих, уже навсегда. От его головы оставалась, по сути, только нижняя челюсть.
Сердце Матвея билось, как сумасшедшее, чуть не разрывая грудную клетку. Дыхание давно сбилось, и он никак не мог его восстановить, судорожно втягивая в себя воздух широко открытым ртом. Дичайшее нервное напряжение не могло обойтись бесследно, он снова почувствовал мертвящую слабость и головокружение, белый свет вокруг стал стремительно меркнуть, и он потерял сознание ещё до того, как упал.
Глава третья
1
Матвея Акулова, как и Бориса Лебедева месяцем раньше, искали по окрестной тайге чуть ли не всем Подгорском без малого три дня. Бедная Зинаида уже отчаялась его увидеть и выплакала все глаза. Двадцать пятого июня к вечеру его внесли в дом сосед Олег Бердач с сыном Жекой. На Матвея страшно было смотреть. Заострившийся нос, синюшные губы, мертвенно бледная, сухая как пергамент, кожа, спутанные клочьями волосы – всё это делало его похожим на живой труп. К тому же от него несло, как от помойки.
– Нашли его недалеко от мотоцикла, – извиняющимся тоном сказал старший Бердач. – В траве лежал, метрах в ста от дороги, вверх по Тагарлычке. Блин, раз десять ведь там за эти дни проходили уже. То ли не заметили, то ли он после уже пришёл и сознание потерял… непонятно.
– Он не ранен, – вставил двадцатидвухлетний верзила Жека. – Ничего такого, мы его осмотрели. Трясёт его, как в лихорадке, и сам холодный, как рыба.
– Господи, – прошептала Зинка. – Что ж делать-то…
– Водки ему дай, – посоветовал Бердач. – Это верняк, поможет.
– Водки… Знаете что, мужики… Несите его в баньку, а?
– А что, это дело. Молодец, Зинаида, котелок у тебя варит, – одобрил Олег. – Согрей его как следует, водкой напои. А уж коль не поможет, тогда – в больничку.
В жарко протопленной бане Зинаида раздела мужа, омыла всего, растёрла тело спиртом, полстакана влила ему в рот. И Матвей ожил, открыл глаза, но посмотрел как-то странно, сквозь неё, будто высматривал что-то или кого-то в каком-то ином, доступном только ему измерении.
– Моть, – жалобно сказала Зинка, – Моть, родненький, что с тобой?
Он мотнул головой, с трудом сфокусировал взгляд прямо перед собой, узнал.
– А, это ты… Принеси попить.
– Ох, да вот же…
Она с готовностью зачерпнула ему ковш холодной воды из бочки, он пригубил и вновь затрясся в ознобе. Тогда она принялась поливать его горячей водой из тазика, пока он не отстранил её руку.
– Не надо больше воды…
Она не выдержала, залезла к нему на поло`к, обняла его, прижалась всем телом.
– Моть, ты… только будь здесь, пожалуйста. Я тебя согрею, хочешь? Я так соскучилась…
Он равнодушно, вяло погладил её по бледной груди, которая ни в какое сравнение не шла с Василисиной, по целлюлитному бедру. Даже от таких формальных прикосновений Зинаида вздрогнула, задышала жарко. При мысли о близости с ней Матвей невольно поморщился. После тугой нежности лона Василисы Зинкино влагалище воспринималось широким мешком со слизью, в который можно было при желании запихнуть гантелю. Последние пару лет он любил брать её сонной и сухой, пока она не хотела, и всегда старался кончить, прежде чем она увлажнится, чтобы не потерять хоть какую-то остроту ощущений. Как же давно они утратили способность и желание приносить наслаждение друг другу…
– Пойдём лучше в дом… Мне лечь надо. Худо мне что-то.
– Ой, ну конечно, конечно. Ты прости меня, дуру. – Она слезла с него, запахнулась в халатик. – Посиди тут пока, в тепле, я сбегаю, постелю.
Не успела она выбежать из предбанника, как чуть не нос к носу столкнулась с бабкой Шагаихой. Честно отбрехавший своё Сильвер виновато смотрел на хозяйку из конуры.
– Ой… здрасьте, – как и в прошлый раз, огорошенно ляпнула Зинка.
– Что, твой опять вернулся? – с ходу в лоб вопросила старуха.
– А… ну… его нашли в лесу…
– Плохо! – безапелляционно заявила Шагаиха. – Дай-ка я на него посмотрю!
– Ещё чего! – вскинулась Зинаида. – Не дам! Нечего вам там смотреть!
– Дура, – губы старой хакаски тронула чуть заметная улыбка. – Смотри, будут предлагать в больничку свезти – не соглашайся. Нельзя ему далеко от Подгорска. Помрёт.
– Да я и не собиралась… думала водки дать… почему помрёт, отчего?
– Изменяла ему? – неожиданно сменила тему бабка.
– Кто, я? Нет!!! Ни разу не изменяла, да и с кем здесь… Люблю я его, подлеца, люблю…
Большие, усталые Зинкины глаза наполнились слезами.
– Ох, ох, – выдохнула Шагаиха. Протянула трясущуюся старческую руку, погладила Зинаиду по голове. – Гематоген-то остался?
Зинка, всхлипнув, закивала головой.