За гранью грань

Взвесив все за и против, решила показать. Темный вроде ведет себя прилично, не пытается повторить вечер с раздеванием. Геральта словно подменили: вместо безжалостного аморального врага появился благовоспитанный дворянин. У него, конечно, иногда рождаются странные желания, но мужчины ведь отличаются от женщин. У них и потребности разные, и понятия о приличиях.

Откинула одеяло и, преодолев смущение, задрала подол рубашки. Сначала чуть-чуть, а потом повыше, до искомой подвязки. Показала на мгновение и тут же натянула рубашку до пят.

– Филипп прав, у тебя на редкость красивые ножки, – задумчиво протянул Геральт. – Можно потрогать?

Сразу напряглась и села, подогнула под себя ноги. Навсей покачал головой и поинтересовался, действительно ли мне шестнадцать и действительно ли я целительница. Промолчала, буравя его испуганным взглядом.

– Дария, – заискивающе промурлыкал Геральт, – давай снимем чулки? Тебе же жарко, неудобно.

В итоге мы не меньше получаса спорили, жарко ли в комнате и прилично ли мужчине снимать с женщины чулки. В итоге пришли к компромиссу: навсей спустит подвязку, отвернется, а я стяну все остальное.

Прикосновение пальцев к ступне вызвало дрожь. Геральт вытянул мою ногу, положил себе на колени и под возмущенное «ах!» провел рукой от бедра до кончиков пальцев. Я ожидала увидеть в глазах навсея страсть, но они оставались сосредоточенно спокойными.

– Ты ушиблась, верно? Вот тут, – он без стеснения задрал рубашку и указал на синячок на бедре. – Сейчас вылечим, только придется расстегнуть пояс.

Не успела рот открыть, как ловкие пальцы занялись застежкой. Странно, но мне не хотелось брыкаться, оттолкнуть Геральта, хотя из желудка поднималась паническая волна ужаса. Его пальцы на моем бедре! Касаются голой кожи, в опасной близости от панталон. Стоит навсею протянуть руку, как я вся окажусь в его власти. Но Геральт не обращал внимания на щекотавшие пальцы концы завязок, а сосредоточился на пуговицах пояса. Расстегивал бережно, медленно, обжигая теплом ладоней.

– Приподнимись, пожалуйста, или согни ногу в колене. Мне не дотянуться до остальных пуговок, – попросил навсей, разогнувшись.

Наши глаза на пару мгновений встретились. Я – затравленный зверек, и он – само спокойствие.

Рубашка задрана, пояс с одного бока сполз, чулок тоже приспустился, обнажая «гусиную» кожу. Живот вздымается так часто, что, казалось, лопнет, словно мыльный пузырь. Я сидела ни жива ни мертва, боялась дышать. Сердце билось где-то в животе. Но мне хотелось, чтобы Геральт вновь коснулся бедра. Это будило странное ощущение, теперь я, пожалуй, понимала, почему некоторые люди любят играть со смертью. Опасность пьянит, становится наслаждением. Вот и меня то качало в холодных липких волнах страха, то окутывало парами жара. Кажется, нечаянно прокусила губу: иначе откуда солоноватый привкус во рту?

– Я докажу, что не животное, Дария. Ты ведь ждешь изнасилования. – Губы Геральта тронула горькая усмешка. – Да, родилась бы лангой, безжалостно трахал бы, много раз, пока бы не услышал стона наслаждения или предсмертного хрипа, но ты наиви, и ты повелеваешь, не я. Я всего лишь помогаю выбраться из кокона ханжества, стеснения и предрассудков.

Навсей вновь посмотрел в глаза, но на этот раз не потупилась, загипнотизированная, продолжала смотреть в зеленые омуты. Грудь вздымалась от частого дыхания.

Я повелеваю? Я?!.. Но женщина не может стать хозяйкой. Постельные удовольствия для мужчин. Как говаривала няня: животные грязь любят, а порядочная девушка может только исполнять супружеский долг, испытывая к нему глубокое отвращение. Но почему покорно сгибаю ногу и позволяю наглому навсею расстегнуть последние пуговки? Почему напряженно жду, что еще сделают чуткие руки, жду и боюсь.

Взгляд Геральта остановился на вырезе сорочки. Показалось или он помутнел? Испуганно прижала руки к груди, а потом, сглотнув, судорожно потянулась за одеялом: нужно прикрыться.

Между грудями стекла капелька пота, поползла по животу … и оказалась на подушечках пальцев навсея. Он посмел положить ладонь на панталоны!

Завизжала и тут же утонула в поцелуе. Не жестком, страстном, а нежном, легком, за который оттолкнуть и ударить стыдно. Вот и я затихла, не зная, что делать. Геральт между тем отстранился и извинился за шалость: «Не утерпел, больше не стану». И… Нет, это уже ни в какие ворота: навсей облизал тот самый палец. Куда уж откровеннее!

– А теперь вернемся к поясу, – как ни в чем ни бывало подмигнул Геральт. – Или ты забыла, чем мы занимались? Хочу ввести маленькую традицию: отныне каждый вечер стану снимать с тебя чулки.

– Зачем? – брякнула я.

– А я фетишист! – расхохотался навсей и нежно, обеими руками, погладил ногу от бедра до колена. – Люблю шелковые чулки.

Он издевается?!