За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

На почте и в супермаркете я и мои соседи видим одни и те же полки. И те, кто убирается в домах соседей, видят то же самое. Мы видим и населяем один и тот же мир, но я не знаю, каково быть ими, а они не знают, каково быть мной. Какой была жизнь девушки, которая выросла в Нью-Йорке и чей отец-иммигрант покончил с собой во времена Великой депрессии? Я говорю о моей матери, о женщине, подарившей мне жизнь. Каково играть на арфе в Нью-Йоркском филармоническом оркестре? Или быть солдатом? Наверное, я лучше представляю себе жизнь голодного пуделя из пригорода, чем существование голодного и несчастного человека в трущобах Найроби. Когда наши собаки счастливы или устали, это очевидно; я знаю, что значит быть счастливым или усталым. Но я не представляю – и мне не хочется представлять, – каково быть голодным и начисто лишенным надежды.

Жизнь летучей мыши не похожа на нашу, но и жизнь других людей тоже отличается от нашей. Летучим мышам знакомы комфорт, отдых, возбуждение, напряжение сил, материнство; они тоже млекопитающие, и это значит, что у нас много общего. И кого именно мы имеем в виду – летучих мышей, которые с помощью ультразвука охотятся на насекомых, или тех, кто питается нектаром и фруктами? Около 20 % видов млекопитающих – летучие мыши, и поэтому хорошо бы указать, о какой именно летучей мыши идет речь. Их ведь больше тысячи двухсот видов.

Философ Людвиг Витгенштейн однажды сказал: «Если бы лев умел говорить, мы бы его не поняли». Подобно большинству философов он не опирался на какие-то данные. Более того, он, похоже, ни разу не видел льва. Но подобные препятствия никогда не останавливали философов. Ладно. Он предполагает, что по крайней мере люди понимают друг друга. Но так ли это? Слова очень часто оказываются бесполезными. Представим себе разговор арабов и израильтян: понимают ли они друг друга? Могут ли сунниты и шииты беседовать? Многие люди не способны нормально общаться даже со своими родителями и детьми. Похоже, Витгенштейн ошибался. Всем нам нужна пища, вода, безопасность и половой партнер. Мы добиваемся статуса, чтобы получить доступ к пище, воде, безопасности и половым партнерам. Если бы лев умел говорить, то, вероятно, утомил бы нас бытовыми подробностями: источник воды, зебры, бородавочники, антилопы гну – до отвращения. Секс. Котята. Еще секс. Беспокойство по поводу угрозы со стороны двух братьев с великолепными густыми гривами. Что тут непонятного? Их заботы – еда, половые партнеры, дети, безопасность – совпадают с нашими. В конце концов, когда-то мы, до того как стали людьми, населяли одни и те же равнины, охотились на одних и тех же животных, крали друг у друга добычу. У нас много общего. И львы не виноваты, что некоторые люди стали философами.

Если бы Витгенштейн взял в качестве примера тигров, то ему бы пришлось вступить в спор с Артуром Страчейном, охотником и автором вышедшей в 1933 году книги «Растерзанный тигром: встречи в индийских джунглях». Тигры, с которыми он встречался, не умели разговаривать, но их поведение говорит само за себя.

Самец медленно шел… а она по-кошачьи распласталась на земле… Подождав, пока он окажется на расстоянии нескольких шагов, она прыгнула к нему, как будто собиралась убить, подняла переднюю лапу и легонько похлопала по морде. Потом подняла голову и лизнула его… Самец поначалу казался безразличным, но, когда она потерлась о его ноги и начала игриво покусывать их, он снисходительно лег, и между двумя великолепными животными началась притворная битва. Она происходила в полной тишине, если не считать редкого тихого клацанья зубов, когда соприкасались две широко раскрытые пасти. Иногда они обнимали друг друга и толкали друг друга задними лапами, иногда шутливо боксировали передними; так они забавлялись почти четверть часа.

Когда я в последний раз видел великого писателя Питера Маттиссена, который недавно проиграл битву с раком, он и его жена Мария пригласили нас с Патришей в ресторан, чтобы отпраздновать наш брак, – очень мило с его стороны. Я как раз работал над этой книгой, и, поскольку Маттиссен выступал за возвращение волков в Йеллоустон, он с интересом спросил: «Что бы сказал волк, если бы сидел здесь, с нами?» Ничего, ответил я, волки не умеют разговаривать. Подумайте лучше, сказал я, что будет чувствовать волк, находясь здесь. Он будет воспринимать нас, ситуацию, свои потребности. Но не посредством слов. В зависимости от того, какой это волк, он узнает или не узнает нас, а ситуация покажется ему знакомой или пугающей. А возможно, он вспомнит о доме и решит уйти.