За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

По утрам и вечерам наша ручная белка Велкро спускается с деревьев, чтобы получить угощение и поиграть. Она может целый час скакать по нашим коленям и плечам, бороться с нашими руками и переворачиваться на спину, подставляя живот под ласки. Звуки, которые она издает, мы считаем беличьим смехом (нас она точно заставляет смеяться). Крысы, которые играют друг с другом или которых щекочет человек, издают звуки, очень похожие на смех младенца. (Смех крыс находится за пределами диапазона частот, воспринимаемых человеческим ухом, но исследователи научились преобразовывать его в слышимые звуки.) Веселье у грызунов активирует те же области мозга, что и радость у людей.

Значит, радость белки, крысы и человека похожи? По всей видимости, в этом смысле у нас с грызунами много общего. «Молодые животные, которых мы щекотали, относились к нам очень дружелюбно», – пишет известный исследователь Джаак Панксепп. Наша знакомая белка Велкро никак не может остановиться. Иногда нам приходится возвращать ее на старый клен, потому что у нас дела и мы не можем потратить все утро на игру с ней. В эти моменты мне совершенно ясно: она прекрасно понимает, что ей нужно. Она точно знает, как хорошо проводить время. Я даже не представлял, что белки такие игривые, но, поскольку мы вырастили Велкро, теперь я это знаю.

Что касается настоящего юмора, то человекообразные обезьяны способны на розыгрыши. Франс де Вааль рассказывает, что, когда взрослый самец бонобо в зоопарке Сан-Диего спускался в сухой ров, огораживающий вольер, молодой самец иногда быстро вытягивал цепь, которая позволяла вылезти на поверхность. «Потом он смотрел вниз, раскрыв рот, – пишет де Вааль, – и похлопывал по стенке рва. Выражение его лица соответствовало человеческому смеху; Калинд (так его звали) смеялся над боссом. В нескольких случаях положение спасал лишь второй взрослый бонобо – самка Лоретта. Она приходила на помощь своему партнеру, опускала цепь и сторожила, пока он не вылезал из рва».

Нужно полностью отрицать все очевидные свидетельства, чтобы прийти к выводу, что человек – единственное способное сознавать и чувствовать существо, которому дано наслаждаться жизнью и желать продолжения этого состояния. Другими словами, у нас много общего – жизнь, свобода и стремление к счастью. Люди, играющие с собакой – белкой или крысой, – а потом заявляющие, что животное лишено сознания, сами в какой-то степени его лишены. У таких людей отсутствует – в чисто человеческом смысле – эмпатия, которую собаки и другие животные так щедро и естественно проявляют по отношению к нам.

Беда в том, что лев, белка – и даже Чула – не умеют говорить. Общаться они умеют. Но не говорить. Особенно с человеком. Некоторые птицы (например, вороны, майны и попугаи), а также млекопитающие (в том числе дельфины, слоны, некоторые виды летучих мышей) могут выучить и произносить разные звуки. Большинство обезьян, в том числе человекообразных, издают инстинктивные звуки, изменить которые они не могут. Универсальные инстинктивные звуки есть и у людей – это смех, плач, выражение испуга. Но мы к тому же умеем говорить.

В мозг человека встроен шаблон для овладения языком. По этому шаблону мы учимся говорить на итальянском, малагасийском и так далее. Для человеческой речи используются те же органы, что и для лая собак и мяуканья кошек. Необыкновенное искусство людей в управлении звуком, по всей видимости, результат необычного строения мозга. В отличие от других приматов в мозгу человека есть прямые связи между участками коры, отвечающими за сознательные движения (латеральная двигательная зона), и областью мозга, которая называется «двойное ядро» и управляет гортанью. У других человекообразных обезьян и даже мышей есть ген FOXP2, который способствует формированию человеческой речи, но в нашем варианте имеется крошечная мутация – изменения в двух аминокислотах, – которая существенно влияет на возможности управления гортанью и позволяет овладеть речью. По всей видимости, именно это изменение в генах человека стало предпосылкой для речи и пения. В каком-то смысле голосовой тракт приматов – челюсти, губы и язык, с мышцами и нервами, отходящими от мозга, – ждал, пока сознательное управление доберется до гортани. И когда это случилось, речь стала возможной.