Серия щелчков у оседлых косаток длится от семи до десяти секунд, и ее называют «щелчковым рядом». Оседлые касатки издают щелчковые ряды в двадцать семь раз чаще, и длительность у них в два раза больше, чем у бродяг. Бродяги скупы на щелчки. Иногда они издают всего один, более тихий, щелчок. Тюленям и морским свиньям сложно различить одиночный щелчок на фоне непрерывного шума океана, состоящего из тихого треска – так «потрескивают» креветки и другие обитатели моря, словно в океане что-то жарится на сковородке. Жак Кусто называл океан «миром безмолвия», но в воде звук распространяется гораздо лучше, чем в воздухе, и многие морские животные используют высокую звуковую проводимость океана в своих целях. Или становятся ее жертвой.
Косатки не только «щелкают», они всегда прислушиваются к плеску или звуку дыхания. Таким образом, между умными косатками и их добычей, не менее умными дельфинами, идет постоянная акустическая гонка вооружений. Косатки, которые охотятся на млекопитающих, иногда преследуют морских свиней Далля. Морские свиньи сами используют сонар – его звук напоминает звонок колокольчика. Но частота их щелчков выше, чем верхняя граница слуха косаток. Такое разделение могло появиться и поддерживаться с помощью очень простого механизма: морских свиней с низким голосом, который могли слышать косатки, попросту съедали. А особи с высоким голосом выживали.
О существовании сонара у животных люди узнали лишь недавно. Способности к эхолокации у дельфинов исследователи обнаружили только в 1960 году. В 1773-м итальянский натуралист Ладзаро Спалланцани выяснил, что в абсолютно темной комнате совы становятся беспомощными – в отличие от летучих мышей. Потом он с удивлением обнаружил, что ослепленные летучие мышы ориентируются так же хорошо, как и зрячие. Но почему? В 1798-м швейцарский исследователь Шарль Жюрин залепил воском уши летучих мышей, и они начали натыкаться на препятствия. Он был озадачен – летучие мыши считались немыми. А когда он объявил, что слух у летучих мышей связан с их способностью ориентироваться в пространстве, его предположение было отвергнуто и забыто почти на сто лет. (История неприятия новых идей, которые впоследствии оказываются верными – в том числе идея, что крошечные «микробы» могут становиться причиной инфекции и врачам следует мыть руки, – должна предупредить нас, что не стоит с ходу отвергать то, что кажется абсурдным. Киты способны проделывать на первый взгляд невероятные вещи, недоступные нашему пониманию, – подробнее о них в следующих главах.) В 1912 году инженер сэр Хайрем Максим предположил, что летучие мыши издают звуки, которые не слышит человеческое ухо; источником этих звуков он считал крылья.
В 1938 году «загадку Спалланцани» решили два исследователя из Гарварда, Дж. У. Пирс и Дональд Гриффин, которые с помощью специального микрофона и приемника записали звуки, испускаемые летучими мышами, – за пределами человеческого слуха. После того как они доказали, что летучие мыши слышат звуки в этом диапазоне, человечество само словно обрело слух. Во время Второй мировой войны были изобретены аналоги эхолота, а также радары для военных целей. Приблизительно через десять лет после открытия Пирса и Гриффина Артур Макбрайд из водного парка «Марин Студиос» (в настоящее время «Маринлэнд») во Флориде заметил, что в чрезвычайно темные ночи бутылконосые дельфины способны уходить от мелкоячеистых сетей и видеть в них бреши. В 1952 году два исследователя впервые предположили, что «морская свинья, подобно летучей мыши, умеет ориентироваться среди объектов окружающей среды с помощью эхолокации». Затем экспериментаторы доказали, что дельфины могут слышать звуки, частота которых слишком высока, чтобы восприниматься человеческим слухом. По мнению куратора парка «Маринлэнд» Форреста Вуда, живущие в неволе дельфины с помощью эхолокации изучают предметы в своем бассейне.