За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Мы знаем массу историй, не имеющих пока логического объяснения. Например, в частном заповеднике на территории Зимбабве спокойно жили себе около восьмидесяти слонов, которых персонал знал наперечет. В основном они бродили вокруг искусственных водоемов неподалеку от гостевого домика. В это время в крупнейшем заповеднике Зимбабве, Национальном парке Хванге, находящемся за сто пятьдесят километров, администрация приняла решение о сокращении поголовья слонов путем отстрела. Животных предстояло выбраковывать сотнями. Их предполагалось вертолетами гнать на снайперов, которые бы расстреливали целые семьи. В день, когда началась эта бойня, добродушные слоны из частного заповедника, обычно прогуливавшиеся вокруг гостевого домика, внезапно исчезли. Через несколько дней их обнаружили сбившимися в кучу в самом дальнем от Хванге углу заповедника. Они прятались в лесной чаще. «Слоны способны воспринимать сигналы бедствия на огромном расстоянии от источника и всегда знают, когда кого-то из сородичей убивают», – пишет Синтия Мосс. Многие ученые подтверждают: в тот момент, когда слонов убивают, остальные члены популяции узнают об этом. Но как же это происходит?

Когда от сердечного приступа скончался знаменитый южноафриканский специалист по охране окружающей среды Энтони Лоуренс, больше двух десятков слонов, которых он спас и приветил в своем частном заповеднике, разбившись на две группы, два дня подряд стекались к его дому и еще два дня прощались с ним. Слоны пришли туда специально, до того они не появлялись в окрестностях в течение года. Мы уже говорили, что слоны оплакивают мертвых. Но тут умер не слон, а человек. И каким образом находившиеся в двенадцати часах пути животные смогли узнать, что сердце их друга и заступника перестало биться? Уму непостижимо. Все это так похоже на сказку, что присущий мне скептицизм заставляет спросить: а все ли здесь правда? Может, есть более объективные доказательства?

Сотрудники Фонда дикой природы Дэвида Шелдрика[29] спасают осиротевших слонят, несколько лет искусственно выкармливают в питомнике при Национальном парке Найроби, а потом передают в Национальный парк Цаво, где им предстоит жить среди других слонов, уже подрощенных, но когда-то спасенных сотрудниками того же фонда и того же питомника. Слонят ждет новая жизнь в африканском буше, в условиях, приближенных к естественным, среди слонов разновозрастной группы. Мне довелось сопровождать одного из служителей Цаво, Юлиуса Шивегу, во время выгула молодняка по бушу, и вот что мне рассказал этот очень компетентный сотрудник заповедника:

– Когда новичков только-только привозят в Цаво, они все время спрашивают: «Где мы? Зачем вы нас сюда привезли?» Ну, не словами, конечно, а по-своему – ни на шаг от нас не отходят. Потом потихоньку начинают общаться с остальными на своем языке, и им уже легче, они все понимают.

Дафни Шелдрик добавляет:

– Старожилы знают, откуда привозят новичков, потому что сами там выросли.

Если допустить, что это правда, что слоны постарше помнят свое детство в питомнике и понимают состояние новичков, это означает, что в их сознании существует некая история о себе самих, причем им самим об этой истории известно.

Скептики, наблюдавшие сцены слоновьего братания в Цаво, уезжают с ощущением абсолютной непостижимости происходящего. Служителям Цаво, напротив, все ясно. Опираясь на многолетний опыт, Дафни Шелдрик утверждает: слоны в Цаво всегда знают, когда транспорт с новенькими выезжает из питомника Найроби и направляется к ним. Живущие на воле взрослые слоны выходят из буша, чтобы встретить молодняк. Дафни называет это телепатией. Я после этого слова мысленно отправил рассказанную ею историю в корзину с надписью «Басни», но скоро ей там стало тесно, потому что таких «басен» о слонах я узнал немало.

Можно предположить с позиции неспециалиста, что представителям каждого вида присущ универсальный набор голосовых сигналов, то есть у них не существует иностранных языков или диалектов, которые есть у людей. Можно еще предположить, что вокализация у них врожденная, а не приобретенная, то есть ее не нужно учить, как язык. На самом же деле детеныш, воспитывающийся в неволе – зоопарке, цирке, дельфинарии, – никогда не освоит присущие ему от природы способы коммуникации во всей их полноте, со всем многообразием звуков, жестов, коннотаций и оттенков, как никогда не научатся полноценной человеческой речи дети, выращенные, например, волками.

А вот у птиц существуют диалектные варианты. Дельфины-косатки могут в рамках определенной группы пользоваться голосовыми сигналами, которые непонятны членам другой стаи. Подобные явления происходят повсеместно и постоянно, мы фиксируем и каталогизируем эти звуки, но до анализа пока далеко.

А до перевода, возможно, и того дальше. Так что на сегодняшний день то, что говорят и думают слоны, куда сложнее и интереснее, чем наше о том представление.

Удержать или отпустить

– Вот, – убежденно говорит Вики, – что я называю сплоченной семьей.