За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Покончив с едой, слоны сходятся вместе, дети в центре, взрослые вокруг, головами наружу. Джин осторожно дотрагивается до Джолин, легонько ее поддерживая.

– Видите, они стоят все вместе, бок о бок, прикасаясь друг к другу то хвостом, то хоботом, – и это так здорово! Все в безопасности. Сейчас у них, наверное, тихий час.

Слонята развалились на земле и сопят в две дырочки под охраной слоних. Взрослые стоят тихо. По крайней мере, кажется, что тихо.

– Уши, видите, шевелятся? – показывает мне Вики. – Это они разговаривают. Просто нам не слышно.

Лайелл Уотсон описывает пронзительную сцену, которую ему довелось увидеть на побережье Южной Африки, где он наблюдал за китами:

«Стоя на вершине утеса, я, казалось, ощущал вибрацию воздуха вокруг. Китиха ушла под воду, а воздух продолжал колебаться. Неведомый ритм шел теперь откуда-то сзади, не с океана, а с берега. Я обернулся, чтобы бросить взгляд через пролив <…> и обомлел.

Там под сенью дерева стояла слониха <…> и смотрела на океан <…> Я сразу узнал ее по обломанному почти у основания бивню – я помнил цветной снимок в департаменте водопользования и лесного хозяйства, там еще надпись была: „Последняя слониха в Найсне“. Это она, слониха-матриарх.

Она вышла на берег, потому что там, в лесу, ей не с кем поговорить. Здесь, в воде, находился другой, ближайший к ней мощный источник инфразвука. Для старухи, привыкшей к низким частотам, звукам жизни ее стада, этот рокот прибоя, идеально попадавший в ее диапазон, был живительным бальзамом, единственной заменой.

Мое сердце рвалось ей навстречу. Трагическая мысль о том, что эта бабка и прабабка стольких внуков вдруг впервые осталась одна, вызывала в памяти вереницу других душ, таких же старых и одиноких. Но в тот момент, когда меня почти поглотила безнадежная тоска, произошло невероятное <…> Воздух снова наполнился пульсирующим биением, и теперь я понял почему. Самка синего кита вновь поднялась на поверхность. Развернувшись головой к берегу, так что дыхало было хорошо видно, она словно ждала чего-то. Слониха-матриарх пришла сюда ради нее. Между самым большим млекопитающим Земли и самым большим обитателем морских глубин было каких-нибудь сто метров, и я готов поклясться, что они общались. Общались на инфразвуке, в гармоничном дуэте; общались два гигантских мозга, два длинных века, понимающих, как больно отдавать всю себя многочисленному любимому потомству; общались две редкие и прекрасные гранд-дамы, познавшие важность и радость сложного социума. Они сострадали друг другу через разделявшие их прибрежные скалы, как женщина женщине, как матриарх матриарху, обе почти последние в своем роде.

Я смахнул рукой слезы и пошел прочь. Человеку меж ними места не было…»

Солнце еще высоко.

Слоны долго шли сюда, к этой высокой траве. Они наедятся досыта, а потом пойдут на водопой. Тут воды нет, значит, пойдут за белыми цаплями, потому что они там, где вода. Когда напьются, то, вероятно, сделают большой крюк и снова вернутся сюда, за новой порцией еды. Это будет коллективное семейное решение, потому что время водопоя и водных процедур определяют взрослые.

Слоны наконец готовы тронуться в путь, и все разворачиваются в одном направлении. Но семья трогается с места только по решению матриарха.

– Я много раз наблюдала, как они выстраиваются и ждут чуть не полчаса, пока матриарх не даст добро, – рассказывает Вики.

Ну, вот и сигнал. Макелеле, которому одиннадцать лет, сильно хромает. Лет пять назад он явился с переломом правой задней ноги. Судя по всему, боль была адская, и нога срослась под чудовищным углом, так что колено вывернулось назад, как бабка у лошади. Но парень выжил, потому что кругом свои.

– Он очень старается, но получается медленно, – сокрушается Вики. – И остальные всегда его ждут.

Еще один слон в Амбосели – точнее, слоненок по имени Тито – сломал ногу, когда ему был всего год. Он провалился в мусорную яму. Ходить ему было больно и трудно. Он двигался очень медленно, но мать всегда ждала его, чтобы он не отстал и не потерялся. Он протянул всего пять лет. Макелеле уже вдвое старше.

Его семья много бродит. Они уходят на тридцать-сорок километров в глубь Танзании.

– Далеко, конечно, – вздыхает Вики.

Но Макелеле держится молодцом. Он еще по-детски толстенький, но совсем скоро начнется период бурного подросткового роста, и вот тогда сможет ли искалеченная нога выдержать его вес?

В любом случае Макелеле уже смог прожить достаточно долго, чтобы стать независимым, как все слоны-самцы. Я от души надеюсь, что хромота для него будет самым страшным из зол, потому что на фоне слоновьего беби-бума, человеческой экспансии и повышенного интереса к слоновой кости времена нынче для слонов и прекрасные, и ужасные.