За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные

Бои не утихают. Спустя два года после того, как штат Вайоминг объявил волкам войну, я готовил эту книгу к печати и узнал, что решением федерального судьи политика штата Вайоминг в отношении волков была признана неправомочной, а Canis lupus был восстановлен в своем природоохранном статусе как исчезающий вид. Но точка в этой истории еще не поставлена, и продолжение следует.

Время перемирия

У коренного населения среди охотников сохранились куда более здравые и реалистические и вместе с тем куда более возвышенные представления о волках (а также прочих хищниках, включая львов и тигров). Представители американских индейцев не раз пытались противостоять официальному возобновлению охоты на волков. Осенью 2012 года Майк Уиггинс, председатель общины Бэд Ривер индейцев оджибве[61], выразил свою реакцию на официальное открытие первого охотничьего сезона в Висконсине одной фразой: «Неужели у людей не осталось ничего святого?» Для индейцев оджибве «майинган», то есть волк, – священное животное. «Убить волка – все равно что убить брата», – утверждает оджибве Эсси Леосо. Оджибве верят, что майинган пришел в мир вместе с первым человеком, и это недалеко от истины: санитары леса, волки, подвизались вокруг стоянок первобытного человека, не брезгуя отбросами. Их судьбы неразрывно связаны: все, что произойдет с одним, рано или поздно случится с другим. На самом деле так оно и вышло. Бледнолицые видели и в индейцах оджибве, и в майингане соперников, которых надо обуздать. Поэтому в позиции жителей белого американского Запада сквозит стремление «подчинить себе» или «извести под корень». Взгляды коренного населения Америки на животных предполагают извечное существование бок о бок, и причина тут не столько в экологическом сознании, сколько в ощущении глубинного единства, так что такими вот шаманскими бреднями вполне можно выудить истину.

Долгое время животная мощь вызывала в человеческой душе глубокое почтение и стремление не накалять ситуацию без нужды. Разрядка напряженности возникла задолго до ядерного паритета. Она берет свое начало в давние, овеянные легендами времена, когда, желая перемирия, человек прибегал к заклятиям и мольбам, прося существа сильнее и коварнее себя не держать на него зла и смилостивиться. Но, по мере того как человек учился разным хитростям, почтение к зверю сходило на нет. Наше оружие становилось мощнее, и животная мощь не вызывала прежнего уважения. Мы убиваем волков, китов и слонов не потому, что они ниже нас по развитию, а потому, что просто можем это сделать. А раз можем, то говорим себе, что они ниже нас по развитию. Что до отношений между людьми, то в конечном итоге все тоже решают грубая сила и границы дозволенного, которые сильный может себе отвоевать. Ни к моральному, ни к интеллектуальному превосходству это отношения не имеет.

В XVII веке Бенедикт Спиноза писал: «Так как всякое право определяется добродетелью или могуществом каждого, то люди имеют гораздо большее право над животными, чем животные над людьми. Я не отрицаю, однако, что животные чувствуют, а отрицаю только то, что будто бы вследствие этого нельзя заботиться о собственной пользе, пользоваться ими по произволу и обращаться с ними так, как нам нужно; ибо они не сходны с нами по своей природе, и их аффекты по своей природе различны от аффектов человеческих»[62]. То есть кто прав, у того больше прав, а прав всегда тот, кто сильнее. Как легко действовать с такой позиции – она не подразумевает разницы между человеком и куском мяса.

Заметьте, решающим фактором отнюдь не становится неспособность животных вести переговоры. Люди могут вести переговоры. Но исключительно с позиции силы. Чем сложный язык с развитым синтаксисом поможет своим носителям, если они рабы или угнетенные? Да ничем. И первое, и последнее слово будет за деньгами и ружьями, которым, для того чтобы их правильно поняли, синтаксические сложности не понадобятся. Нам удобно считать, что животные не способны говорить, потому что они просто не могут дать нам сдачи. И среди людей тех, кто слабее, принято давить, их жизни обесцениваются, потому что они – недочеловеки. «Для азиата жизнь не представляет такой большой ценности, как для западного человека, – утверждал Уильям Уэстморленд, один из самых видных военачальников США в период вьетнамской войны. – На Востоке жизнь стоит дешево <…> она для них неважна». Это заблуждение позволяло главнокомандующему американскими войсками во Вьетнаме «отлично выполнять свою работу».

Беспощадность к слабым – одно из основных качеств, «делающих человека человеком». Человек способен и на высокое, и на низменное. В его отношении к братьям меньшим, к природе, к земле, к воде нет сознательной жестокости, потому что большинство действий по отношению к ним можно считать сознательными лишь с большой натяжкой. Но, подобно беспечным любителям курить в постели, он рискует прожечь в ткани будущего немало дыр.