Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

Работа была изнурительной. Кислород для нас в верхние лагеря заранее никто не заносил, поэтому вдобавок к снаряжению и продуктам пришлось тащить и баллоны. Мы успели немного отдохнуть в базовом лагере – два дня, но вскоре стало понятно, что этого недостаточно, усталость после восхождения на Нанга-Парбат никуда не делась. Когда мы поднимались по изрезанному трещинами леднику – более длинной, но менее жуткой версии ледопада Кхумбу, то вскоре ощутили, что силы на исходе. К счастью, маршрут был обработан и перильные веревки позволяли сравнительно быстро набирать высоту. Я очень надеялся, что мы пройдем Гашербрум I за хорошее время.

Раньше я поднялся на Макалу – пятую по высоте вершину мира – через восемнадцать часов после восхождения на Эверест и Лхоцзе, и едва удавалось сколько-то поспать в эти четыре-пять дней. Подъем на Канченджангу, третью по высоте гору в мире, проходил в схожих обстоятельствах после тяжелого восхождения на Дхаулагири. Но сейчас высота была всего 8080 метров, и я считал, что у нас достаточно сил, чтобы подняться на Гашербрум по юго-западному склону. Мы должны были оказаться на вершине где-то около полудня.

Одним из серьезных препятствий являлся так называемый японский кулуар, отвесный гребень крутизной до семидесяти градусов, проходивший выше второго лагеря. После прохождения кулуара оставалось лишь тащиться к вершине, правда, последний отрезок пути представлял собой траверс еще одного крутого участка склона. Шли мы тяжело, подъем занял гораздо больше времени, чем ожидалось, и к моменту, когда мы преодолели кулуар и добрались до третьего лагеря, солнце уже зашло. Пришлось пересмотреть планы.

Подниматься в темноте фактически означало самоубийство: мы не знали точно, где вершина, не знали, как проходит нитка маршрута, и идти наверх в таких условиях – это верная потеря ориентации, даже если определять точный путь с помощью GPS-навигатора. То есть ночное восхождение чревато падением в трещину или срывом.

Так как мы планировали взойти быстро, без ночевок на склоне, с собой был только минимум снаряжения. Сейчас, чтобы не выбиться из графика, требовалось заночевать в третьем лагере, там стояла лишь старая сломанная палатка, но это хоть какое-то укрытие. В палатке можно было пересидеть несколько часов в ожидании утра. Но поднимались-то мы налегке, неся только кислород, поэтому еду не взяли и на всех был только один спальник.

Спастись от ночного холода можно было, только прижавшись друг к другу. Так мы и сидели где-то до трех ночи, пока холод не стал совсем нестерпимым, после чего решили идти на штурм. На сборы ушло около полутора часов – мы были сильно вымотаны.

Подъем по склону давался с трудом. Мы поднимались без веревок и никак не могли разобрать в утренних сумерках, правильное ли взяли направление. А это опасно. Сколько известно историй, когда альпинист поднимался на гору, возвращался в базовый лагерь и выяснял, что побывал не на главной вершине, а на одной из второстепенных. Мы не могли позволить себе допустить такую ошибку, кроме того, усталость сказывалась все больше, поэтому я связался с базовым лагерем и переговорил с альпинистом, который побывал на вершине двумя неделями ранее.

Следуя его указаниям, удалось найти путь к вершине. Вскоре открылись виды на Гашербрум II и Броуд-пик, они были как на ладони, и мы, трое изможденных восходителей, добрались до острого как бритва скального вершинного гребня. Теперь предстоял спуск. Гашербрум I оказался сложной горой, и должен признать, что я немного недооценил этот восьмитысячник.

Еще во время первых серьезных восхождений я понял, как важно правильно рассчитать время. Но и бежать впереди паровоза нельзя – страдания от истощения и последствий горной болезни на Эвересте в 2016 году мне запомнились хорошо. И я не раз с ужасом наблюдал, как альпинисты из других экспедиций либо слишком медленно поднимались, либо выходили на штурм слишком поздно и не успевали своевременно вернуться в лагерь. Кто-то из них погибал, кого-то успевали спасти.

Во время своих первых восхождений я стремился учиться на чужих ошибках, поэтому, оказавшись на высшей точке Дхаулагири или Эвереста, тут же спешил вниз, не давая себе насладиться моментом и окружающими видами, – не хотелось попасть в беду высоко на склоне. Тогда я еще не понимал до конца своих возможностей в горах. А альпинист должен быть уверен в своих силах и знать, что делает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное