Читаем За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников полностью

У меня довольно забавное отношение к страху. Про гуркхов говорят, что они бесстрашные и никогда не боятся, но на самом деле все иначе. Страх естественен, он заложен в человеческой природе, а мы лишь научились справляться с его последствиями. Мы преобразуем его в энергию, в движущую силу. В некоторых ситуациях я использовал чувство страха как своего рода напоминание о важности проекта в целом и том, что нужно сохранять спокойствие. «Если я боюсь, то это неспроста», – говорил я себе.

Например, на войне нам ставили задачу: задержать боевика, который находился в розыске и представлял опасность. В таких ситуациях моя жизнь была вторичной, на первом месте стояло выполнение задания. Кроме того, гордость за организацию, в которой я работал, значительно превышала беспокойство, которое испытываешь относительно возможных увечий или смерти. Такое отношение гасило любые негативные мысли о том, что будет, если получишь пулю или сильно травмируешься, подорвавшись на взрывном устройстве. На восхождениях я руководствовался такими же принципами.

Я допускал, что могу погибнуть на горе или получить травму, но дальше этого дело не шло. То есть я не задумывался о том, как это может произойти, или о боли, которую можно испытать в последние секунды жизни. Вместо этого я сосредоточивался на том, что я – альпинист-профессионал, на том, что важно действовать без страха и оставаться верным своим принципам. Сила и хитрость, помноженные на храбрость и отвагу десяти человек, позволят взойти на любую гору. Если портилась погода или лавинная опасность была велика, я сосредотачивался на этих угрозах, и мы работали с ними так же, как работает военное подразделение, которое должно перехитрить и победить противника. Я прикидывал, какими ресурсами мы располагаем, оценивал потенциального противника и вырабатывал наилучшую тактику, чтобы нейтрализовать его.

Обустроив базовый лагерь у подножия Гашербрумов, я сосредоточился на том, как преодолеть всевозможные ловушки, которые ждали нас на этих восьмитысячниках, затем приказал себе забыть о падении на Нанга-Парбат – надо было решать новые задачи.

Ну что ж, сволочь, давай. Я и ты.

У вершины горы собирались облака, похоже, погода испортится, но переживать по этому поводу не стоило, потому что команда в состоянии преодолеть любые препятствия. В конце концов, высотные восхождения – это не только физическая работа, но и игра для ума.

Это твое, Нимс. Здесь ты живешь настоящей жизнью.

Во мне не было неуважения. После Канченджанги я старался относиться нейтрально к горам, на которые предстояло подняться. Излишняя самоуверенность опасна – возникает соблазн пойти кратчайшим путем, а это уже халатность. Так, например, я усвоил урок, полученный на Нанга-Парбат: разведданные стоит получать самостоятельно, да и принцип «доверяй, но проверяй» оказался более чем актуален. Но и чрезмерное волнение тоже опасно – начинаешь слишком много задумываться там, где стоит спокойно плыть по течению. Так что лучше всего перед восхождением находиться в некоем усредненном состоянии: бояться нельзя, но и сильно расслабляться – тоже. При всем при этом я должен быть агрессивен, потому что когда иду на гору, то атакую на сто процентов.

Природе наплевать на твои репутацию, происхождение, возраст и моральные качества. Горе неважно, хороший ты или плохой. Так что единственное, что можно сделать, – правильно настроиться на восхождение. Тогда можно решить все задачи.

Глубокий снег? Я пойду вперед и буду тропить, как сотня высотников.

Лавины? Можно спрятаться.

Буря и нулевая видимость? Подайте их сюда.

Если к восхождению подходить максимально собранно, любые препятствия преодолимы. И тогда можно отправляться на гору.

* * *

Американский писатель Марк Твен сказал однажды, что если надо съесть лягушку, то лучше сделать это с утра, тогда остаток дня обещает быть чудесным, поскольку худшее на сегодня позади. Если же требуется съесть двух лягушек, то сначала стоит выбрать более крупную. Другими словами, первой надо делать наиболее трудную работу. Обустроив базовый лагерь, мы разработали план. Гашербрум II являлся меньшей лягушкой, поэтому мы планировали взойти на него, не сильно торопясь, давая себе отдохнуть в нижних лагерях. Но вот Гашербрум I – серьезная и опасная цель и стоял первым в очереди, я хотел пройти его с Мингмой и Гелдженом, что называется, за один присест.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное