Поняв, что страшно не только мне, я вздохнул с облегчением. Приступ страха заставил как следует обдумать ситуацию. И я начал тщательно вбивать зубья кошек в лед, пока не сделал прочную точку опоры. Потом с помощью ледоруба сделал еще одну точку. И еще одну.
– Ребят, вырубите ступени для тех, кто пойдет следом, – крикнул я. – Иначе кто-нибудь сорвется здесь!
В итоге команда достигла вершины Нанга-Парбат 3 июля, около десяти утра, проложив хороший маршрут. Где-то внизу продолжались споры и перебранки восходителей, однако наша работа и стремление к цели подняли Project Possible на новую вершину – наш первый пакистанский восьмитысячник.
Я отвлекся. Всего на пару секунд. Но этого оказалось достаточно, чтобы едва не погибнуть.
Хотелось побыстрее добраться до базового лагеря. Планировалось переночевать в четвертом лагере и рано утром спуститься к подножию. Уйдя от стены Кинсхофера, я осторожно спускался в глубоком предательском снегу, который несколькими днями ранее едва не погубил Мингму. Спуск проходил по веревке, крутизна склона достигала 60–70 градусов, и следовало проявить максимальную осторожность.
Почему отвлекся, не знаю. Услышав, как альпинист внизу крикнул, чтобы я дал ему пройти, я просто выстегнулся из перил и сделал шаг назад и вниз. Наверное, этому парню не хотелось, чтобы создавалась дополнительная нагрузка на веревку, а я был рад уступить, видя, что он немного нервничает. Это оказалось почти фатальной ошибкой.
Здесь уместно вспомнить аналогию с водителем, который не теряет бдительности за рулем, ведя разговор с пассажиром. Если продолжать ее, то, отстегнувшись от перил, я не с пассажиром общался, а набирал текстовое сообщение на скорости сто пятьдесят километров в час. Я поскользнулся, упал на спину, ударившись головой, а затем начал скользить вниз все быстрее и быстрее. Довольно быстро скорость увеличилась настолько, что окружающие объекты в непосредственной близости стали смазываться.
Падать доводилось и раньше, но то были контролируемые падения. Как-то во время тренировочного прыжка я дернул за кольцо, но парашют не раскрылся. Паниковать я не стал, а просто тут же раскрыл запаску, и она, к счастью, сработала как надо.
Сейчас сложилась примерно такая же ситуация – нельзя было терять ни секунды. Я попытался вогнать клюв ледоруба в склон. Если удастся остановиться, можно будет пристегнуться к перилам. Но ничего не вышло. Я снова ударил ледорубом, но поверхность была слишком мягкой и рыхлой, и падение остановить не удалось.
Вот теперь можно было бояться – началось свободное падение. И в этот момент я заметил веревку на склоне, это был шанс. Я ухватился за нее и каким-то чудом остановился и не погиб. Если бы не эта веревка, шансов бы не было. Вот так, из-за малейшей потери концентрации чуть все не закончилось. Я пристегнулся к перилам, чувствуя, как слегка дрожат ноги. Переведя дух, я поклялся
Времени праздновать успех не оставалось, мы уходили с горы не под звуки фанфар. Мне повезло, что остался в живых.
17
Сквозь бурю
Работая над Project Possible, я получал урок за уроком как в горах, так и на равнине. В обычной жизни приходилось развивать способности по привлечению финансирования и сбору денег, быть пиарщиком самому себе, участником кампании по защите окружающей среды и политиком. Выше восьми километров я учился справляться со стрессовыми ситуациями, выявлял, насколько эффективно получается действовать и сохранять спокойствие, сталкиваясь с такими вещами, как тяжелая горная болезнь, лавины, проведение спасательных операций. Когда в поле зрения оказывались серьезные проблемы вроде срыва на Нанга-Парбат, я не увиливал, а брался их решать.
И я не жаловался, если приходилось туго, а следовал принципам, усвоенным во время службы в спецназе, – поддерживал командный дух посредством упорной работы и позитивного мышления. Эти принципы легко применимы и в обычной жизни, потому что рядовому человеку редко приходится сталкиваться со стихией, но на горе, где простая перемена погоды может привести на грань выживания, лидерские качества подвергаются постоянному испытанию.
Бывали случаи, когда передовая группа устанавливала палатки в базовом лагере в бурю. Ребята связывались по рации, и в их голосе слышалось беспокойство: «Нимсдай, начинается сильный снег, это будет нелегкое восхождение!» Вместо того чтобы скатываться в негатив, я выдавал ироничный комментарий для поднятия настроения, что-то вроде: «Да ну, чувак, а ты думал, что будет на горе – чертов пляж и солнце?» Мне нравилось вести команду по трудному рельефу, часто в плохую погоду. Эти трудности держали в тонусе, что давало хороший результат.