За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников

Часто удавалось обмануть психику с помощью уловки, к которой я прибегал в бою. Сталкиваясь с болью, с которой невозможно справиться, можно причинить себе другую боль, которая заглушит первую и которую можно контролировать. Если армейский рюкзак на плечах кажется неподъемным, стоит бежать с ним быстрее. И вскоре боль в спине затмит другая боль – которая появится в коленях. На К2 я стал быстрее подниматься, чтобы унять неприятные ощущения в животе. А однажды довелось взойти на гору с острой зубной болью, которая нередко возникает у восходителей, потому что давление в полостях черепа изменяется с набором высоты. (Некоторые альпинисты, например, рассказывали, что у них вылетали пломбы на горе.)

На том восхождении я не мог вернуться, потому что вел на гору группу клиентов. Поэтому пришлось «поискать» другую боль. В итоге я восходил целые сутки без остановок и на такой скорости, что еле успевал дышать. Легкие горели, организм едва выдерживал, но к моменту, как я оказался на вершине, зубная боль как-то позабылась.

Иногда страдания давали странное чувство удовлетворения. Психологическая энергия, когда отдаешься делу полностью, на все сто, вызывала чувство гордости постфактум, когда испытание было позади.

Я помню, что иногда во время первой и второй фаз проекта сама мысль о том, что придется вылезти из теплого спальника, наполняла ужасом. Снаружи адский холод, знаешь, что восхождение будет мучительно трудным, но если остаться в тепле, не сможешь действовать со стопроцентной эффективностью, и придется затратить больше времени. Всегда лучше двигаться вперед быстро и целенаправленно. Простое расстегивание входа в палатку и надевание кошек давало достаточный стимул, чтобы действовать дальше как надо.

Это небольшое действие на восхождении производило огромный психологический эффект, поскольку демонстрировало желание. Примерно так же, как заправка постели утром является своего рода психологическим маркером начала нового дня, усилия по надеванию ботинок и кошек являлись спусковым крючком, побуждением работать дальше. Самодисциплина была моей самой сильной стороной в ходе проекта. Я всегда вставал первым, даже когда это было чертовски тяжело и хотелось, чтобы кто-то как-то подбодрил меня. Вместо этого постоянно приходилось мотивировать себя выйти из зоны комфорта собственной палатки.

А оказавшись снаружи, ты уже в состоянии увидеть и понять, что с погодой, и уже можно планировать дальнейшие действия. Можно, конечно, полагаться исключительно на компьютеры и радиосвязь, чтобы получить информацию о погодных условиях, но это легкий путь. Если постоянно выбирать легкие пути, у окружающих может сложиться впечатление, что лидер команды не полностью посвящает себя делу. Отсутствие усердия, в свою очередь, приведет к тому, что вся команда на восхождении начнет работать спустя рукава.

Полная самоотдача также позволяла находить средства на проект. Мне приходилось контактировать с людьми, которые априори никогда ничего не жертвуют на подобные мероприятия. Один из таких – успешный предприниматель и миллиардер сэр Ричард Брэнсон. Еще до старта проекта я написал ему личное письмо, в котором объяснял, кто я, что собираюсь делать и почему. Я также написал о том, что сэр Ричард наверняка получает сотни подобных писем еженедельно, которые, как и мое, скорее всего, отправляются в мусорное ведро. Я даже запечатал конверт сургучом с печатью – буквой «Н», причем печать купил специально в магазине канцтоваров. Разумеется, никаких перечислений от Брэнсона не последовало, но, по крайней мере, я знал, что использовал и эту возможность, и это знание позволяло спать спокойно. Я делал все возможное, поэтому жалеть или переживать было не о чем.

Кроме того, требовалось терпение. Беспокойство – ловушка, в которую может угодить любой, в том числе я. А я хотел достичь многого за короткое время. Проект длился три месяца и наверняка растянется до осени, и то вопрос, разрешат ли взойти на Шишабангму. Пока же стоило сохранять спокойствие. Не имело смысла торопиться на большой высоте или принимать поспешные решения, потому что приходилось ждать политического решения по тибетскому восьмитысячнику, и на этот процесс мы повлиять не могли. Каждое мгновение на восхождении чревато новыми испытаниями, и беспокойство может оказаться фатальным.

Новые вызовы появлялись ежедневно. Мы быстро перебирались с горы на гору, поэтому требовалось постоянно оценивать состояние команды и свое. Готовы ли мы? Когда будет наилучшее время для штурма вершины? Не слишком ли мы устали, чтобы отправляться на восхождение?