За и против кинематографа. Теория, критика, сценарии

Отделённые друг от друга полной потерей всякого адекватного действительности языка, потерей, что препятствует любому диалогу, разделённые своей непрекращающейся конкуренцией, постоянно понукаемые хлыстом в своём демонстративном потреблении небытия, и, соответственно, разделённые самой необоснованной и вечно тщетной завистью, они разделены даже со своими собственными детьми, чуть ли не единственной собственностью тех, у кого ничего нет. У них отбирают контроль над детьми, уже с самого раннего возраста начинающими соперничать со своими родителями, не прислушиваясь к их простецким мнениям и смеясь над их явными заблуждениями, презирающими, не без причины, своё собственное происхождение и чувствующими себя детьми правящего спектакля в гораздо большей степени, чем своих домашних, случайно зачавших их: они воображают себя мулатами, родившимися от этих негров. За фасадом лицемерной идиллии между этими парочками и их детьми нет ничего, кроме обмена полными ненависти взглядами.

Та же парочка крупным планом.

Книжные полки в той же квартире крупным планом. Широкая двуспальная кровать.

Те же дети крупным планом.

Потребительница в супермаркете со своим сыном, который толкает перед собой наполовину пустую тележку.

Парочка служащих на мягком диване-кровати с телефоном. Ребёнок с тележкой крупным планом.

Его улыбающаяся мать крупным планом.

Тем не менее эти привилегированные рабочие развитого товарного общества отличаются от рабов тем, что должны сами обеспечивать себе пропитание. По статусу их скорее можно сравнить с крепостными, потому что они привязаны к одному предприятию и его успеху на рынке, пусть предприятие и не отплачивает им взаимностью, но прежде всего потому, что они вынуждены жить в одном и том же месте: это всегда один и тот же круг из похожих друг на друга квартир, офисов, дорог, отпусков, аэропортов.

Одна пара принимает другую в гостях, все тщательно избегают недоброжелательных взглядов друг друга.

Служащие в командировке на скоростном поезде.

Но они также похожи на современный пролетариат – отсутствием гарантированных ресурсов, которое противоречит запрограммированной рутине их расходов, а также тем фактом, что они должны сдавать себя в аренду на свободном рынке, не обладая собственными средствами производства: фактом своей потребности в деньгах. Они должны покупать товары, и всё подстроено так, чтобы они не вступали в контакт ни с чем кроме товаров.

Панорамные съёмки многоэтажного дома, так называемые «высотки», сверху вниз, до ящика с надписью «ящик идей», поставленного под зданием для сбора положительных откликов.

Панорамные съёмки похожего фасада, сверху вниз, до автомобиля, выезжающего с подземной парковки.

Однако больше всего их экономический статус всё-таки близок к ситуации «крепостничества» – в том, что они лишены непосредственного доступа к распоряжению деньгами, вокруг которых обращается вся их деятельность. Они могут лишь тратить их, потому что не получают достаточно, чтобы что-то откладывать. И в конечном итоге им приходится потреблять в кредит; и этот кредит, предоставленный им, удерживается из их зарплаты до тех пор, пока они не освободятся от него, работая ещё больше. Поскольку любое организованное распределение товаров связано с организацией производства и государства, их порции пищи и пространства ухудшаются и по количеству и по качеству. Формально оставаясь свободными работниками и потребителями, им на самом деле больше некуда податься, повсюду лишь смеются над ними.

Приём у современных служащих, гости едят, одновременно играя в «Монополию» на том же столе.

Схожий приём, четверо присутствующих, две бутылки.