За колымским перевалом

— Улетаю на Чукотку, оттуда в Москву, — голос Дальнова звучал отрывисто. — Почему не звонил?

— Не все еще разложил по полочкам.

— Зато мне начало твоей деятельности успели разложить по костям. Не слишком ли усердствуешь?

— Наоборот. Из-за текучки не успеваю сделать все, что задумал.

— Что за выходы в народ затеял? Много нахватал синяков? Не испугался?

— Отступать теперь некуда. Сам сжег за собой мосты. В районной газете мы объявили программу выездов в отдаленные поселки до конца года.

— Результаты?

— Число жалоб с горных участков сократилось в десять раз. Практически, единицы доходят до райкома и райисполкома. Многое успеваем сделать на местах.

— А что удалось сделать по золоту?

— Не могу лгать, Константин Игнатьевич, план выполнили только прииски «Восточный» и «Южный». Горное управление в целом — провалило.

— Об этом я знаю. Я спрашиваю о завтрашнем золоте.

Смелеков сделал глубокий вдох, пытаясь унять частые удары сердца.

— Понял, Тихон Матвеевич, — недовольно произнес Дальнов. — Хочу напомнить, послали мы тебя в район не для того, чтобы ты слушал причитания горняков и геологов и сердобольно вздыхал. Надеюсь, не побежишь завтра с лотком по ключам? Твоя задача найти людей, которые знают больше нас с тобой, но при Дальстрое были лишены возможности открыто высказывать: свои мысли и отстаивать свои убеждения. Они есть в районе — я в этом уверен. Надо внушить им, что сегодня они будут поддержаны.

— Мы уже занимаемся этим вопросом, но пока результата нет.

— У меня предстоит тяжелый разговор в Москве. Я везу на утверждение программу развития области на пять лет. Трудно будет. Прогнозы на золото весьма теоретические. Основная надежда на тебя, ведь Тенька — один из старейших добывающих районов в области. Из того, что мне доложили, я сделал вывод, что ты идешь правильным путем. Не вздумай спасовав на полдороге. Вернусь в Магадан, немедленно выезжай в обком.

Смелеков ждал, что первый секретарь попрощается, но Дальнов, помолчав, неожиданно переменил тему.

— Хотел поговорить с тобой лично, да боюсь время упустить. Не нравится мне твое настроение. Ты чего-то не договариваешь.

— Мне кажется, обком допустил ошибку. Следовало доверить Кубашову возглавить райком.

Дальнов недовольно повысил голос:

— Учись говорить в определенной форме, а не расшаркиваться: «мне кажется», «следовало бы». «Я считаю!» или «я убежден!» — только так. Если, конечно, убежден, а нет — не объявляй всенародно о своей неуверенности.

— Я убежден, что Кубашов может работать первым секретарем.

— Предлагаешь забрать его из района?

— Сегодня этого уже не надо делать. У нас установилось полное взаимопонимание. Мы попробуем на практике показать, что может сделать для района советская власть при правильно построенных взаимоотношениях между райкомом и райисполкомом.

— Ты хочешь сосредоточиться на золотой промышленности, так я понимаю? А Кубашов-то вытянет остальное?

— Другого выхода я не вижу.

— Так что же все-таки у тебя с Кубашовым? Договаривай?

— Меня упрекают, что Кубашов подмял райком и начинает им командовать.

— Не понял?

— К сожалению, райисполком, являясь органом власти, именно власти как раз и не имеет. У него одно право — уговаривать и просить. Поэтому Кубашов вынужден опираться на авторитет партийных органов. И я иду на это.

— Ты хочешь заручиться моей поддержкой?

— И да и нет. Я считаю, пришло время, когда следует ставить вопрос перед директивными органами о расширении прав местных Советов. Пока этого не произойдет, желательно, чтобы меня не опекали излишне.

— Опять начал расшаркиваться, — упрекнул Дальнов, но голос его звучал спокойно. — Впрочем, в принципе ты прав.

Прошло две недели, как Смелеков выступил на страницах районной газеты с развернутой статьей о состоянии и перспективах развития золотодобычи в районе. Надежда всколыхнуть горняков и геологов не оправдалась. Поступило несколько писем, в большинстве от промывальщиков, горных мастеров, которые жаловались на недостатки в организации труда, на плохое качество спецодежды. И только. Партийные собрания в геологических партиях ожидаемого результата тоже не дали.

— Какая там могла быть критика! — возмущенно гремел Дубовцев на очередном аппаратном совещании. — Секретари парторганизаций заглядывают в рот начальникам геологических партий, расхваливают руководителей экспедиций и соревнуются в обосновании причин просчетов и провалов.

— Чем вы можете это объяснить? — допытывался Смелеков.

— Боятся! Уверен на его процентов, — Дубовцев, как всегда, энергично отсекал взмахом руки всякие сомнения, — Слепое поклонение авторитетам. Хотел расшевелить людей в Матрайбытской партии, да мне же и досталось.

— Сколько коммунистов было на собрании? — ядовито спросила Кленова.

— Все, кто на учете состоит, — пять человек.

— Не густо, — сказала она прежним тоном. — Хиленькие у нас, Тихон Матвеевич, парторганизации в полевых партиях. На что надеемся? На какую критику и самокритику? Начальник партии, геолог, прораб и, в лучшем случае, два-три рабочих. Кто кому будет говорить правду?