За колымским перевалом

— Ну зачем же так грубо, директор, мы еще не решили главного. Что вас тревожит? Посмотрите вокруг. Все берут! Начиная с рубля — санитарка, чтобы принести ночной горшок, и кончая тысячами — за должность, за квартиру, за институт сыночку. Раньше вы горло драли о мировой революции, теперь что-то о ней не слышно. А вот о ковре, о машине — аж слюни глотаете…

Жарченко вскочил, выхватил из заднего: кармана пистолет, хотел что-то крикнуть помертвевшими губами, но только захрипел.

— Дурак! — Гончаренко медленно поднялся и пошел к двери. — Что ты скажешь следователю, если прихлопнешь меня тут?

— Стой! Забери свое дерьмо! — Жарченко выбросил в окно пачку денег.

— Петр Савельевич! Товарищ директор! — Жарченко оглянулся и увидел Старицкую.

— В чем дело?

— Дайте мне отпуск, Петр Савельевич. Срочно. На материк мне надо.

— Да что, случилось, Екатерина?

— Отец у меня совсем, плохой. Помирает! Вот письмо получила. Мать зовет, пишет, может, еще успеешь. Он же у нас такой здоровый был. Мешок картошки левой рукой на плечо поднимал, — закрыв лицо руками, девушка, опустилась на землю у ног Жарченко и громко зарыдала.

Жарченко пробежал глазами письмо.

— Что ж, Катюша, езжай. Сегодня же езжай.

— Так ведь не пускают! — выкрикнула Старицкая.

— Кто? Миронов?

— Он-то согласный, да говорит, не положено. Я еще три года не отработала. Говорит, вот если директор…

— Иди, собирайся. После обеда машина поедет в Магадан, заберет тебя.

— А как же Миронов?

— Я растолкую ему. Беги.

— Спасибочки вам, Петр Савельевич! Золотой вы человек!..

— Катька! Где Екатерина? — по длинному коридору прокатился дробный топот, и в комнату влетела Галя Патракова. — Нет, вы смотрите: она сидит себе на койке, а там машина подошла. Витька весь гудок изгудел, иль не слышала?

Катя продолжала седеть на кровати, сгорбившись и уставясь остекленевшим взглядом в пол. У ног ее стояла большая клеенчатая сумка с длинными ручками, перевязанная бечевкой.

— Пошли скорее! Витька грозится уехать.

— А пускай едет, — буркнула Катя.

В открытом проеме двери показался Шофер. Молча окинул Катю взглядом, на секунду встретился с ее отчужденными, наполненными сухой болью глазами, негромко сказал:

— Чего уж ты так? Отец еще живой, а ты как над гробом, — Виктор подошел к девушке. — Попали. Где вещи?

Катя молча наклонилась, взяла сумку, тяжело подняла.

— И все тут? — удивился Виктор и протянул руку. — Давай помогу.

— Отстань, сама.

— Давай уж! Тяжелющая какая! Камней, что ли, натолкала?

— Тебе что? — быстро проговорила Катя, испуганно стрельнув глазами по лицу шофера. — Рыбу домой везу.

— Рыбу — это ты правильно решила. Горбуша? Кета? На материке ее днем с огнем не сыщешь. Это мы здесь заелись. Икра красная бочками стоит в магазине. Крабы на полках. Везешь крабы?

Виктор открыл дверцу машины, подхватил сумку, поставил на пол кабины. Катя взялась за ручку дверцы, но что-то заставило ее оглянуться — в окне барака напротив она увидела Гончаренко. Он прижал лицо к стеклу, и вместо носа на стекле расплылось белое пятно. Взгляд старателя словно воткнулся в глаза девушки. Рот его хищно оскалился, он медленно провел по стеклу кулаком. Девушка вцепилась в ручку, дернула, безуспешно пытаясь открыть дверь.

— Ох, девка! — крикнул Виктор. — Давай подсажу. Совсем обессилела от горя. Как ты доберешься до своего Киева? — Он схватил ее за талию и силком втолкнул в кабину.

…Перед концом рабочего дня Таню вызвали к директору.

Жарченко стоял около большой карты-схемы с изображением плана горных работ всех участков. Одет он был в новенький черный бостоновый костюм, немного узковатый для его плечистой фигуры. Привыкнув видеть директора в неизменной рабочей куртке, парусиновых брюках, заправленных в резиновые сапоги, Таня тихонько ойкнула, остановилась у порога. Жарченко коротко, вполоборота глянул на нее, махнул рукой.

— Садитесь к столу. Раскладывайте карты.

— Я не захватила листы боковых притоков ключа. Они нужны?

Жарченко молчал и, медленно передвигаясь вдоль стены, продолжал разглядывать план горных работ.

— Боковые притоки не нужны. Подойдите сюда. Работу начнем здесь, — рука директора твердо уперлась в лист ватмана. — Ревизию следует провести по всей этой части долины. Меня прежде всего интересует вынос ключа Мой-Уруста.

— Как «ревизию»? — удивилась Таня.

— Вот так. Будем проводить ревизию всех месторождений, отработанных в этой части долины за пятнадцать лет.

— Но вы же…

— Что я? Счел ваше предложение несерьезным? Не думайте, что я такой уж закостенелый консерватор. Хорошую мысль я улавливаю. А пошуметь люблю, чтобы противника своего поглубже прощупать. Конечно, недозволенный прием, но, — директор развел руками, — я человек не без недостатков. Разговор у нас пойдет о ревизии геолого-поисковых работ всех прошлых лет. Простая вроде бы мысль, но в этой простоте ее гениальность. Кандидатскую диссертацию на таком материале вы не напишете, а вот золото отыскать можете. И неплохое. Вижу, хотите спросить: «А почему не сделали этого раньше?» Наверное, потому, что бешеное золото шло.