За колымским перевалом

— Разъяснить? Мне? — губы Бутурина судорожно задергались, лицо побледнело, — Кто будет, разъяснять? Человек, на которого мы пожаловались в ЦК?

Бутурин рванул куртку, так что пуговицы полетели, достал из кармана партбилет. На какую-то секунду дрожащая рука замерла в воздухе Потом он осторожно положил красную книжку на стол.

— В одной партии с такими, как ты, я быть не хочу! — Бутурин направился к выходу.

Жарченко схватил партбилет, бросился к горняку.

— Игнат Федорович! Ты с ума сошел! Возьми сейчас же! Тебе кто партбилет вручал?

— Вы знаете кто. Он был расстрелян такими же, как этот, — Бутурин ткнул пальцем в Таркова, повернулся и, сгорбившись, вышел из кабинета.

— Дай-ка сюда, — Тарков протянул руку. — Вот что ты натворил, Жарченко. Завтра в шесть часов здесь, в твоем кабинете, проведу выездное бюро. Я тебе, шантажист, все разложу до полочкам. Надолго отобью охоту организовывать подобные провокации.

Жарченко шел не останавливаясь по берегу Колымы, пока тропинка не уперлась в скалу. Он постоял на краю обрыва, задумчиво разглядывая беснующиеся волны далеко внизу, в той самой «трубе», куда с ревом устремлялась рака. Хруст гальки под чьими-то датами заставил его повернуть голову. Сзади стоял Пеньковский.

— Знаю, Петр Савельевич, — негромко произнес геолог, присаживаясь на выступ скалы — вам хочется побыть одному, да не мог удержаться Я не был свидетелем разговора на бюро, но я знаю что вы велели Тамаре собирать вещи, — Пеньковский помолчал, потом спросил с усмешкой — Неужели вы так быстро сломались?

— Быстро? Да последние три года я как в шаровой мельнице кувыркался!

— Три года — не двадцать. Если для вас была шаровая мельница, то как назвать то, что мне судьба подарила?

Директор спустился с камня, вошел по колено в воду, пригоршнями зачерпывая ее, долго и жадно пил. Вытер мокрыми, ладонями разгоряченное лицо.

— В вас много наносного, — продолжал Пеньковский, — грубость, порой, извините, даже дурость — но в душе вы все же частный человек. Вы не должны уступать дорогу таким, как Тарков. По ней не один вы идете.

— Вы хотите, чтобы со мной случилось то же, что и с вами?

— Зачем вы так? — испуганно воскликнул геолог. — Лютому врагу не пожелаю! Но вы же видите, наступают другие времена. Вас может исключить из партии Тарков — сегодня он у власти. Вас могли снять с работы Тургеев. Но как личность вас не могут исковеркать, не кинут теперь в подобную мясорубку.

— Когда же закончится их право распоряжаться судьбами людей по своему усмотрению?

— Мне тоже тревожно, Петр Савельевич. Все мы, рядовые коммунисты, надеялись: вот прошел съезд, теперь приподнимут чугунную плиту и люди выпрямятся. Оказалось, мало бросить правильный лозунг, надо всем — всем без исключения! — строить свою жизнь по-новому… Если честно, боюсь я за наш завтрашний день… Вы ждете совета? А я не дам-его. Что значит мой совет? Это моя личная оценка, мои выводы; Человек сегодня таков, что чужие мысли воспринимает настороженно. Вы должны сами дать себе совет. Если он к тому же будет выстрадан в долгих раздумьях, сознание ваше примет его без колебаний. А там дело за волей. Уж ее-то вам не занимать. Одно вы должны помнить всегда — на Таркове не кончается партия. Он — досадное исключение, один из тех, кто пробрались в ее ряды ради карьеры. Вы должны сегодня же послать, апелляцию в обком.

— Который переслал жалобу горняков на Таркова — ему же?.

— И все-таки вы не минуете обком. Это необходимая инстанция.

— Знаю я их решение заранее!

— Тогда направим апелляцию в ЦК.

— А если и там не найду поддержки?

— Обратимся в Президиум Съезда. Он не за горами.

Поздно ночью Жарченко разбудил громкий, настойчивый стук в окно. Жарченко распахнул створки. Внизу стоял Пеньковский.

— Что случилось?

— Беда, Петр Савельевич! Встретил я шофера разведучастка, он возвращался на прииск — после быстрой ходьбы Пеньковский задыхался. — Проезжая по берегу Колымы напротив Каменного Сброса; на той стороне реки слышал выстрел из карабина. А до этого померещилось ему, будто женщина галопом проскакала на лошади, понимаете?

— Пока что ничего, заходите в дом.

Жарченко усадил геолога на диван.

— Расскажите все по порядку.

Пеньковский удивленно посмотрел на директора.

— Так и я говорю, что видел вечером женщину верхом на лошади. Она промчалась по ключу в сторону распадка. Мне показалось, что это была Таня.

— Какая забота погнала ее в тайгу, да еще на ночь глядя?

— Меня напугал этот выстрел.

— Неужели вы думаете, что она может…

— Может! Она все может! Я вам не рассказывал, она же в прошлом году на спор с ребятами пыталась застрелиться.

Из спальни выглянула Тамара, увидев мужа, тревожно расхаживающего по комнате, и взволнованного Пеньковского, спросила:

— Что случилось, Петруша?

— Иди спи! — крикнул Жарченко, досадливо отмахнулся рукой. — Что за спор? — повернулся он к геологу.