За кулисами скрипичных концертов

Наш слушатель испытал настоящий культурный шок от этой щедрости и этого великолепия и попытался создать обобщенный портрет Героя барочной эпохи. Согласитесь, трудно соединить воедино столь противоречивые качества. Но вдруг все стало на свои места: это же любовь к жизни во всех ее проявлениях, любовь до дрожи и безрассудства, до замирания и обожания, невзирая на риски и падения, опасность и даже смерть.

Записи этих двенадцати Концертов сопутствовал фоторяд, меняющиеся снимки не соответствовали во времени с событиями в музыке, но было ясно, что помещены они были здесь не случайно. Что же было на этих фотографиях? Голландские коровы, красные нервные закаты, стволы старых деревьев, росчерки следов только что пролетевшего самолета, цветочный рынок в Амстердаме, надпись на букете «Тетя Аня, не упусти свой шанс!», классные голландские парни на футбольном поле, зимние заплывы в Северном море… Наш слушатель чуть было не подумал, что Вивальди – великий нидерландский композитор, но вовремя одумался. Хотя это предположение, при всей его нелепости, не было таким уж невероятным. Процессы формирования национального характера в Амстердаме и в Венеции были очень похожи, там высоко ценились предприимчивые и неординарные, любящие жизнь люди, способные рисковать и выигрывать. Да и воды и в Амстердаме, и в Венеции много! Вивальди любил издавать свои произведения в Амстердаме у издателя Роже, там жил Декарт, математик и философ, один из первых определивших суть перемен, произошедших в европейских умах в семнадцатом веке, и сам эти перемены активно осуществлявший. Недалеко, в Форбурге, жил Спиноза и зарабатывал себе на жизнь обтачиванием линз для математика и астронома Гюйгенса, а в свободное время писал свой философский труд «Этику». Кстати, из Амстердама старый и больной Вивальди, который снимал крохотную комнатушку на чердаке в Вене, получил приглашение приехать на празднование столетия театра. Это было единственное приглашение, которое он получил, больше никто не интересовался одиноким композитором, он откровенно бедствовал, будучи практически изгнанным из Италии.

А потрясенный любитель музыки все слушал и слушал музыку Вивальди… Постепенно разрозненные, летающие как бы в прозрачных оболочках эмоции стали волшебным образом группироваться по «клубным» интересам. Экстравагантность притянула легкомыслие, дендизм, франтовство, задиристость, авантюрность, щегольство, острословие, драчливость, любовь к риску, быстроту ума – и все они сотворили действующее в музыкальном пространстве лицо, своими повадками сильно напоминающего шекспировского Меркуцио, который в компании влюбленных в него друзей, всецело и легко принявших его превосходство над собой, все время ожидавших от него очередных острот, выдумок, выходок – отправляется на очередную авантюру…

А вот слетаются и кружатся в неспешном танце достоинство, великодушие, мудрость, степенность, почтенность, вырисовывая совершенно иного героя, окруженного почитателями, тоже превозносящими его достоинства до небес. Это, наверное, дож Венеции со своей свитой принимает иностранных послов в своем дворце. Дожу не надо завоевывать признание окружающих его людей, поэтому он благосклонен и снисходителен, спокойно разъясняет что-то своим подданным…

Разноцветная стайка доверчивости, откровенности, ненавязчивой сентиментальности, целомудренности воплотилась на наших глазах в группу молоденьких венецианских девушек, пьющих кофе на площади собора Святого Марка. Одна из них была самой красивой и рассказывала самые интересные истории…

Мастерство, наслаждение достигнутым результатом, желание обратить на себя внимание, знание себе цены, гордость и капризность привели нас в оперный театр, где сияющая от своего триумфа примадонна принимала аплодисменты от восторженной толпы слушателей… Любознательность, пронырливость, изобретательность, предприимчивость на наших глазах материлизовались в стайку мальчишек с вихрастым вожаком, которые поболтались немного в гавани и помчались по своим делам… Крикливость, любовь к сплетням и слухам, но и сочувствие, и желание успокоить, деловитость и аккуратность сформировали шумную компанию женщин, прачек, наверное, с их корзинами снежно-белого белья. К одной, самой краснощекой, все женщины явно испытывали уважение и почтение… Наслаждение чувством опасности, находчивость, способность преодолевать сложности и преграды, желание восторгов публики – и мы в компании окруживших группу циркачей зрителей, с явным опасением за их жизнь наблюдаем за их смертельными кульбитами…