За куполом

– Интересно. Но я имела в виду нас самих. Конфликты интересов будут существовать в любом случае.

– Амадис для этого и необходим. Выпьешь?

– У тебя виски?

Рейнольдс кивнул.

– Искривим прямые линии.

– Только один. Амадис – это отдельная история. Он может манипулировать. Не пойдет на компромисс. Ему чужда эмпатия в конце концов.

– Ему также чужды эгоизм и алчность. А эти качества перевешивают у людей все сильные стороны. – Кубики льда заманчиво звякнули о стекло, пробуждая жажду. – И он видит все наперед. Математики даже у нас создают цифровые климатические и экономические модели, расчеты поведения и взаимодействия друг с другом масс. Ну, ты знаешь, теория игр и тому подобное.

Он налил виски Абигейл и добавил немного себе.

– Держи, – Малколм протянул стакан.

– Спасибо. – Она поднесла напиток к губам. Запах, хотя и не очень резкий, ей не понравился – пила она очень редко.

– Все уже идет к тому, что главным должен быть компьютер. Это единственно правильное решение, – продолжал Рейнольдс. – У землян просто недостаточно средств. И нам пока тяжело это принять.

Биолог задумалась на секунду, а потом подняла бокал.

– Во имя непрерывного усложнения систем!

Математик улыбнулся в ответ:

– За усложнение систем.

Жидкость обожгла горло и неприятным теплом сорвалась внутрь – лед еще не успел разбавить алкоголь.

– Не так уж и плохо…

– Смеешься? Такой у нас пару тысяч стоит!

– Как же мне повезло пить с ценителем! – Абигейл склонила голову набок, рассматривая лед в напитке. – Для людей свойственно избегать ответственности за свои решения. За свою жизнь в полной безопасности мы чувствуем себя только на груди у матери, и вместе с ее молоком впитываем ощущение пассивности от большого и взрослого авторитета. Поэтому вся наша история и культура состоит из попыток вернуть это чувство – одержимость какой-нибудь идеологией, диктаторами, религиозными догматами, да и любым сводом жестких законов – лишь бы снять с себя ответственность, жить по четко нарисованным правилам. Но тут… Амадис просто апофеоз инфантильности, она у них абсолютно на всех уровнях власти. Такой же абсурд, как и при любом тоталитаризме, с той лишь разницей…

– Что это работает, – математик перебил ее. – Компьютерная инфантильность человечества лучше любой другой. Лучше боготворить бездушное и рациональное, нежели спонтанное, эмоциональное и непредсказуемое. Какого Фрейда меня вообще сюда позвали? Летели изучать инопланетян, а в итоге углубились в самоанализ.

Оба сделали повторные глотки напитка, после чего нависла пауза размышлений. С секунду подумав, Абигейл решила сменить тему разговора.

– Наверно, тяжело жить с такой самокритичностью! – сарказм в ее голосе дружелюбно лежал на поверхности.

Ее собеседник поддержал инициативу, расплывшись в улыбке.

– Пара Нобелевских премий должна поднять мне самооценку, – математик указал на экран рукой, в которой держал стакан.

Под взглядом Малколма данные поочередно всплывали на передний план, представляя себя обзору.

– Что там у тебя?

– Проблемы Ландау, континуум-гипотеза. О, вот смотри, гипотеза Пуанкаре. А вон там физика – суперсимметрия и распад метастабильного вакуума, ну и что-то вроде Теории всего. Все решены. Думаю, по Нобелевке каждый год мне хватит до конца жизни.

– После нашего полета ее, скорее всего, отменят – не у тебя одного такая ситуация, – Абигейл зажмурилась и потерла переносицу привычным движением носителя очков.

– Ты заметила, что у них наука не делится на направления – физика, биология или химия? Они просто изучают окружающее пространство, а группы ученых занимаются отдельными проблемами.

Звезды за стеклом иллюминатора вытянулись в тонкие полосы – корабль совершил еще один скачок.

– Это необычное чувство – разгадывать одну тайну за другой. Я не представляю, как можно было додуматься до половины из них, вторую половину попросту не понимаю. Даже жутковато!

– Наука знает все на сто процентов, а люди продолжают ее изучать и работать в ней. Разве машины не могут все делать за них?

– Они боятся полностью отдаться в правящие руки, боятся, их обманут. Но я думаю, им самим уже давно наплевать, Амадис делает это специально. Людям надо к чему-то стремиться, конкурировать. Иначе свободная энергия выльется в беспорядки и преступления. Со стороны кажется онанизмом, но это уберегает общество от патологической сублимации.

Абигейл насмешили его слова.

– Милая метафора!

– Даже ложное чувство контроля сойдет.

Малколм засмеялся, однако при этом слегка покраснел.

– Надо будет предложить тому журналисту, фраза станет легендарной.

– Стоило бы записывать свои слова! С той самой минуты, как мы познакомились, твои фразы одна гениальнее другой, – на губах у нее возникло подобие улыбки.

Малколм почувствовал сквозь насмешки, как разговор перешел на личные темы. Пригубив виски, он придвинулся ближе к девушке и понизил голос:

– Не требуется. У меня всегда лучше выходит, когда я импровизирую!

– Так уж всегда? Не бывает заминок в твоей болтовне?