За куполом

– Знакомьтесь – субъективное мировоззрение одних из моих подопечных. Их органы чувств ограничены лишь гравитационными сенсорами.

Помещение снова обрело первоначальную красоту: за стеклом иллюминатора пылал протуберанец, журчала стекающая по статуе вода.

– Его вполне достаточно, – Мерве сжимал и разжимал ладони, снова привыкая к человеческим ощущениям.

– С гравитацией ваш мозг еще кое-как знаком, иначе бы этот эксперимент повредил психику.

– Знаете, это, конечно, эффектно, но все же в этом нет ничего нового для меня. В университете у меня был чрезвычайно придирчивый преподаватель философии, который заставлял меня налегать на книги. Так что я до сих пор помню учение Канта, – фыркнул Аарон и не глядя потянулся за еще одним канапе, ибо точно помнил, где именно за его спиной блюдо и сколько оно весит.

Амадис снова кратко улыбнулся и подошел ближе к столу.

– Я все это показал вам лишь для того, чтобы вы смогли поставить себя на мое место. – Его собеседник удивленно поднял бровь и склонил набок голову. – За пределами моей юрисдикции происходить и существовать может абсолютно что угодно. Но в нашей Вселенной… – он развел руками, – …я самый могущественный!

Журналист сдернул зубами оливку со шпажки. «Он и на этот раз насмехается или все так и есть?»

– Я искренне серьезен с вами, – снисходительно кивнул ему Амадис.

В ответ на это Мерве лишь почувствовал себя голым с полным набором постыдных недостатков. К тому, что твои мысли тебе не принадлежат, привыкнуть тяжелее всего.

– И вы также не чураетесь использовать геноцид при строительстве высшего общества, – Натан Фокс стоял у самого входа и слушал их диалог.

Мерве обернулся на голос, Амадис и глазом не моргнул.

– Это была крайняя необходимость, мистер Фокс, – только после этой фразы он посмотрел на него.

– Не сомневаюсь.

– Нет. Сомневаетесь.

– О чем это он? – спросил Мерве, дожевав оливку.

– Я так понимаю, мистер Фокс прочел про самый спорный этап в моей истории.

– «Спорный этап»?

– Спорный для вас, мне он ясен, как и все прочее.

Натан Фокс подошел ближе к центру комнаты, и свет озарил его, словно медведя, вышедшего к костру из лесной чащи. Высокий и грузный, в свои пятьдесят с лишним лет он все еще находился в отличной форме. Его дорогой пиджак обрисовывал массивную негнущуюся спину и разглаживался на широкой груди. Широкий классический воротник, застегнутый до последней пуговицы и затянутый галстуком, плотно обхватывал жилистую шею.

– Я думал, вы созданы для того, чтобы предотвращать такие события?

– Этим я и занимался. Геноцид был единственным способом предотвратить еще больший геноцид.

– И для этого вам понадобилось все население этой планеты?

– Я повторяю, у меня не было выхода! Существование этого вида при любом раскладе привело бы к вооруженному конфликту, в который были бы втянуты до нескольких различных разумных рас. Количество погибших при этом индивидов всегда превосходило население этой планеты.

– Но вы ведь «всемогущий». Ужесточили бы режим. Казнь – это радикально!

– Поймите же, я думаю на тысячелетия вперед. Я забочусь о еще не рожденных поколениях. И если я вижу, как люди, появившиеся на свет через несколько сотен тысяч лет, сгорают в квантовой войне, я должен сделать так, чтобы они вовсе не были рождены.

Мерве понимал, о чем речь, только в общих чертах, но решил не вмешиваться, а после прочитать всю историю самому.

– Вы боитесь потерять контроль? – Фокс смотрел подозрительно. – Что изменится через эти сотни тысяч лет?

– Есть такая поговорка: «Энтропия настигнет всех». Вселенная непрерывно меняется, эволюционирует. Она наполнена бесконечным количеством относительных физических законов и высокоорганизованных существ. Как сложная система, она непрерывно усложняется для достижения оптимального результата, что, кстати говоря, происходит не без моей помощи. И как всякая сложная система, она подвержена флюктуации – точечным искажениям и нарушениям внутренних законов. Рост числа флюктуаций неизбежен, и когда их количество станет критическим, для системы настанет точка бифуркации. Точка бифуркации – это период глобальных изменений, когда на определенный промежуток времени мой всеобъемлющий контроль ослабнет и повсюду начнутся беспорядки. Чтобы смягчить последствия данного периода, я и принял такие тяжелые решения. – Во время разговора с Натаном Амадис ни разу не улыбнулся, напряжение повисло в зале, и казалось, даже переливы воды в статуе нагнетали тревогу. – Но рассказывать об этих тяжелых временах не моя обязанность.

Фокс нахмурился в недоумении.

– Не ваша? Чья же?

Амадис снова улыбнулся. Мерве рад был увидеть эту улыбку.

– Его зовут Айоки. И он последний из своего вида.

***

Сон сморил Абигейл под самое утро. Алкоголь к тому времени полностью выветрился, но стресс, вкусная еда и уютный диван проделали всю работу за него. Когда Малколм ее разбудил, часы показывали половину десятого.

– Хм, Абигейл, – он с легким смущением потряс ее плечо. – Абигееейл.