За куполом

Рука Рейнольдса с трудом тащила ее из глубин забвения. Лишь колоссальным усилием воли она заставила свой мозг освободиться от липкого сиропа сна. И только воспоминание того, что она сейчас в космосе, окончательно ее разбудило.

– Абигейл!

– Да? Нам пора идти?

– Фокс разослал всем сообщения. Мы вот-вот прибудем в Универсум.

– «Универсум»?

– Да, так называется место, где находится мозг Амадиса. Если мы хотим увидеть его со стороны, то нужно всем собраться на смотровой площадке через полчаса. Вставай, я пока налью кофе.

Девушка быстро привела себя в порядок и вышла в гостиную. Малколм поставил на столик две кружки с горячим напитком. Его аромат, напоминавший земные будни, разнесся по комнате и мгновенно поднял настроение.

– Вот, держи.

– Спасибо, – Абигейл уселась на край дивана перед своей кружкой.

– А ты гораздо симпатичнее, когда спишь, – математик говорил нарочито медленно, иронично разглагольствуя. Теперь его нижняя челюсть темнела щетиной, появившейся за ночь. – Тебе идет задумчивая молчаливость.

– Ну спасибо тебе! – Она отхлебнула кофе. Все еще тяжелые веки опустились, дабы зрительные чувства не мешали смаковать его вкус, и от удовольствия у нее непроизвольно вырвалось безмятежное «хм». – Ты спал?

– Нет. Я вообще мало сплю, а тут-то тем более.

– Здорово. Я про кофе. А как выглядит этот Универсум?

– Ох, тебя ожидает сюрприз! Не смотри в Библиотеке, испортишь впечатление!

К смотровой площадке вела верхняя кнопка лифта. Абигейл и Малколм были последними поднявшимися туда. Их появление заставило отвернуться присутствующих от панорамных окон.

– Мистер Рейнольдс. Мисс Рэй. – Амадис поприветствовал их своей неотразимой улыбкой. Свежий, как и прежде, не в пример остальным – небритым мужчинам и сонной Абигейл. – Доброе утро! Удалось поспать хоть немного?

– Лишь мне, да и то пару часов, – ответила девушка.

– В таком случае хочу сказать вам, что вы превзошли всех своих попутчиков – больше никто не сомкнул глаз этой ночью.

– Наверняка никто и не пытался. – Она оглядела купол над их головами. Смотровая площадка являла собой обширную плоскую поверхность на обшивке корабля, накрытую прозрачным колпаком. И все сто восемьдесят градусов обозреваемого пространства покрывало размытое скоростью звездное небо. – Когда мы завершим скачок?

– Через пять минут. Этот последний. Когда мы выйдем из него, вы сможете наблюдать Универсум визуально.

У стоявшего в отдалении Натана Фокса от движущегося неба закружилась голова. В поисках зрительной опоры он перевел взгляд на коллег, но расплывчатая картинка и чувство сухости в глазах остались. Облокотившись на поручень, он крепко зажмурился и потер закрытые веки ладонями, наслаждаясь уходящим дискомфортом.

Заботливый Амадис сразу же обратил на него внимание.

– Утро – самое тяжелое время после бессонной ночи.

Поняв, что говорят с ним, Фокс выпрямился во весь рост, выпятив могучую грудь. Амадис, хотя и был немногим выше него, из-за своей худощавости все же проигрывал ему во внешности.

– Забыл в номере очки. Глаза устают от всего этого круговорота.

– Чтобы разглядеть столицу, они вам не понадобятся.

Фоксу подумалось, что нежеланием сглаживать острые углы Амадис явно напрашивается на разговор.

– Я и так видел предостаточно.

– Это путешествие не просто экскурсия, мистер Фокс. Его цель – чтобы вы полностью прониклись ситуацией, ибо сухие архивы отнимают много времени и, на первый взгляд, весьма противоречивы.

– Архивы дают объективную точку зрения, а вот вы пытаетесь придать им нужную окраску, используя впечатления, полученные нами от этой «экскурсии».

– У людей бывает слишком много «объективных точек зрения». Поэтому-то меня и поставили во главу.

– Какой же тогда толк в открытой архивации всех ваших умозаключений, если вы расставляете акценты, как вам заблагорассудится?

Они говорили практически шепотом, отгородившись от остального мира, но с совершенно разной подачей: Фокс был совершенно серьезен, напряжен и вытянут по струнке, недвижимо сохраняя каждый миллиметр собственного пространства, тогда как Амадис произносил каждое слово с оттенком иронии, позволяя собеседнику доминировать.

К ним подошел Джошуа Райт. Он стоял неподалеку и, заметив, как насторожен Фокс, решил вмешаться.

– Толк в том, что другого выхода нет, – его глаза, обрамленные мелкими морщинами, хитро улыбались, источая при этом рождественские уют и доброту. – Брось, Натан. Никто не в состоянии их читать. Он величайший мозг во Вселенной, кто способен следить за правильностью его решений?

Политик покосился на Райта. Без слов было понятно, что тот советовал ему быть аккуратнее – от теплоты взгляда явно веяло укором. Опомнившись, Фокс тут же смягчился, и его лицо потеряло суровость.

– Айоки способен, – ответил Амадис. – Вряд ли можно найти более беспристрастного критика моей работы.

– Его тоже мало кто слушает? – усмехнулся профессор.

– О нас вообще мало кто думает, это означает, что я справляюсь со своей работой. Вы не прислушиваетесь к внутренним органам, пока они не заболят.

– Этим вы и занимаетесь все время? Перекладываете отчеты с места на место?