За ледяными облаками

«Ленточка» майора подтянулась позже, едучи почти на ощупь, стараясь не уткнуться в дом или чего хуже. Снег валил стеной, а ветер глушил все звуки. Но свезло, пять машин и один танк встретились и пережидали непогоду вместе. И веселились тоже. Треклятые безумные упыри так и перли, идя по каким-то внутренним радарам. Выныривали из-за белой воющей круговерти, клацая зубами и хрипя. Одного все же удалось затащить в «Тайфун» с командирским КУНГом. Там-то существо и разделали мясники, состоящие в отряде Войновской на должностях военврачей.

– Инфекция, – старший, с почти стертой девяткой на наплечном щитке, маску не снимал. – Первичный анализ показал только ее. Как бешенство может превращать в такие организмы, не знаю. В полевых условиях не разберемся.

Войновская кивнула. Нет так нет. И после этого все люки и двери оказались полностью задраенными. Людей наружу майор не выгоняла. Какие часовые, когда на улице черт-те что? А с остатками заразившихся можно будет разобраться и утром.

Разбираться особо не пришлось… твари померли сами. И снег растаял, окружил колонну туманом, пустым и безжизненным. Когда прошли через него до станции, обнаружилось нужное. Собаки Григорича, радостно разгавкавшись, так и тянули хозяина в сторону станционного депо. А уж порешать со следами ночевки и бегства нескольких людей смог и сам Клыч. Даже без особой дедукции.

Раз ушли на дрезине, то ушли в сторону… В сторону Похвистнево, куда еще-то катиться? Так что дорога определилась легко. Да и оказалась легкой… кроме одной «Выдры». Ей и экипажу, да и Сергеичу, выпало переть прямо вдоль железки, разглядывая окрестности. И дрезина так и не обнаружилась. А потом…

А потом был спектакль и демонстрация «укогостальнееяйца». Самые стальные оказались у майора Войновской. Клыч, весь сраный спектакль занимавшийся жаренным на углях сусликом, даже не удивился. Куда больше удивила наглость бабенки, желавшей за грызуна оплаты. Пришлось провести переговоры. Они задались… ну, как? Проводив взглядом несколько собственных зубов, бабенка перестала выдвигать претензии. Хотя, возможно, Клыч тупо сломал ей челюсть.

Так что хлеба со зрелищами Антону Анатольевичу выпало вдосталь. А оценка майора Войновской от «крайне опасная стерва» выросла до «обязательного контрольного звонка в голову». При первой возможности. Было с чего.

Понятно, военные – ребята крутые. Хотя и похвистневские – не сахар. Но военные просто взяли больницу, где страдали, агонизировали, кончались, давали дуба, а также все же лечились и, совсем чуточку, рожали всякие родственники местных. Опыт, не иначе. На том оно все и закончилось… не считая танка, шарахнувшего главным калибром по башне с КПВТ. Так что все выступление проходило под угрюмое молчание и злобное зырканье на майора, статуей высившейся над толпой. Прям, мать ее, Ленин на броневике. Только тут – танк, и Ленин больно уж суров и симпатичен. И сисяст.

– Вопроса – три, горожане. Заткнулись и слушаем. Отвечать не надо, головами мотать тоже, не коровы.

Майор обвела толпу глазами, царственно поворачивая истинно арийский профиль… ну, пусть смазанный когда-то переломанным и чуть горбатым носом. Серьезная такая толпа. Клыч, запахнув шинельку, хрустел сусликом, не обращая внимания на недовольные взгляды Седьмой. Чести много, на шестерку внимание обращать.

Богиня войны, валькирия, сеющая вокруг сталь, огонь и смерть… Войновская, высокая и крепкая, в своем видавшем виды камуфлированном комбинезоне, не старалась выпендриться. От нее так и несло опасностью с ужасом, прямо под стать фамилии. Рожденная для войны, убийца, разрушитель, куда как страшнее даже танка. Волны силы расходились к каждому. И тогда-то Клыч понял: все у нее выгорит. Получит, что нужно.

– Город – мой. Я верну его вам, чертовы засратые трусы, только с выкупом. Условия простые, их всего три. Мне нужен вон тот бронепоезд, стоящий под парами, и погрузка моей техники на него. Грузить – вам, моим людям – присматривать. Срок – один час.

Народ загалдел. Стволы – стволами, а гордость – гордостью. Подчиняться заезжей сивой бой-бабе с командой головорезов никому не хотелось. Клыч, аппетитно грызя сухую ляжку, косился, вычисляя заводил.

О, вон тот суровый, в вязаной шапке – точно мужик крутой. И усатый, краснеющий повязкой, не бздун. Стоило подсказать Войновской? Не-а, она сама справилась.

– Взять тех двоих, – палец в черной коже указал точно на кого надо. – Запереть, сильно не бить. Дальше слушайте, товарищи железнодорожники.

Я возьму десять цинков пять сорок пять и пять семь шестьдесят два. И не звездите, ублюдошные бздуны, что такого нет. Я вас, сволочей, насквозь вижу и знаю. Восьмой, зама этого толстопуза – на столб!

Зама того самого толстопуза, который вовсе даже Лапшин, охранник Клыча оприходовал быстро. И очень мастерски. Вздернул на тут же снятом нейлоновом шнуре от торговой палатки – и все дела. Лапшин продолжил участие в экстренном городском сходе, болтая ногами, лиловея лицом и обделавшись. Клычу жалко его не было. С чего?