За линией фронта

Помню, мы услышали на глухой тропе: фашисты бьют по лесу из минометов. Бьют час, бьют два, бьют три. Что бы это значило? Может быть, партизаны в лесу?.. Стрельба смолкла. Мы вперед. Ищем, ищем — ни души. Уже собрались возвращаться и вдруг видим: сидят под кустом хлопцы — вот такие же, как этот Ваня. Спрашиваем: «Партизан в лесу видели?» — «Ни, не бачили». — «В кого же фашисты били из минометов?» — «А в нас». — «Что же вы за вояки такие, чтобы по вам из минометов бить?» — «А мы и есть вояки…» Оказывается, они подобрали где-то станковый пулемет и ротный миномет и поставили свою батарею на опушку. Смотрят — идет вдоль опушки фашистская колонна. Подпустили ее поближе, да как ударят длинными очередями. Потом для верности миной накрыли. Гитлеровцы вначале не на шутку испугались, а потом начали обстреливать лес из минометов. Да разве мальчишек поймаешь? Они, как зайцы, в лес ускакали, но все же десяток фашистов уложили…

— Ну, понял, командир, наш разговор с Иваном? — спрашивает Григорий Иванович.

— Нет, ничего не понял, — разводит руками Лаврентьич. — Откуда у вас такое богатство?

— Оружие — моя забота. Твоя — воевать.

Смотрю на хозяина и думаю, как мог уцелеть этот человек — такой властный, решительный, деятельный.

— Ты чего на меня так смотришь, комиссар? — улыбается хозяин. — Когда эсэсовцы были — в лесу сидел. Когда ушли — сюда вернулся… Приходили, конечно, полицаи. Не без этого. Дней пять назад пожаловали. Ну, я свою оборону в ход пустил. Разбежались, трусы.

— Это вы, что ли, помогли? — обращаясь к Шитову, спрашивает Бородавко.

— Нет, — улыбается Иван Иванович. — У него своя домашняя оборона.

Оказывается, у хозяина на чердаке дома, в сенях, даже в сарае хитро расставлены полуавтоматы. К спусковым крючкам привязаны шнуры. Все они сходятся в одном месте. Когда пришли полицаи, Григорий Иванович начал дергать за веревочки — и началась стрельба.

— Что было — просто ужас! — рассказывает вошедшая хозяйка… — Мой кричит: «Дергай!» Я дергаю, вокруг палит. «Дергай, кричит, чаще!» А у меня руки свело от страха, и я…

— Довольно глупости-то молоть! — обрывает Григорий Иванович.

— Кушать пожалуйте, — смутившись, приглашает хозяйка.

— Да погоди ты! Не за едой пришли — за делом. Ты лучше сбегай за Никитенко. У него, кажется, Егорин должен быть. Пусть сюда идут… Никитенко, это наш председатель сельсовета, — объясняет Григорий Иванович. — А Егорин командует райисполкомом Суземки. В подполье работает. В райкоме.

— В подпольном райкоме? — невольно вырывается у меня.

Так вот, оказывается, как легко, просто, как неожиданно связываемся мы с райкомом. Наконец-то!

— Что, обрадовался, комиссар? — улыбается Кривенко. — А он вас знает, Егорин-то этот.

— Как? Откуда?

— Да это уже его дело. Партийное. Спроси — может, расскажет.

Они приходят минут через десять. Егорин действительно здоровается с нами, словно мы давным-давно знакомы. Без всяких обиняков и предварительных прощупываний рассказывает, что Суземский подпольный райком благополучно пережил эсэсовский террор — у них не было ни одного провала. Сейчас отряд вышел из глубокого подполья и начал боевые действия: устраивает засады на большаках, рвет машины, ведет разведку.

— Рации только нет. Связаться не можем с Москвой, — сетует Егорин. — Приемник и тот дурит.

— Ну, ладно, — говорит хозяин. — Рассказывай товарищам о своей Суземке.

По словам Егорина, в райцентре напряженная обстановка. Вместо старого коменданта явился новый — какой-то Леу. Ходят слухи, будто до войны он долгое время жил в Житомирской области. Во всяком случае, неплохо говорит по-русски. Его правая рука — лесничий Онцев: с ним нередко целыми ночами просиживает Леу. Следующим по старшинству идет Мамоненко — бывший офицер царской армии и представитель теперешней гражданской власти в районе. И, наконец, ставленник Леу — агроном Землянка: ему поручено проведение какой-то «аграрной реформы» в районе.

— Вот эта четверка и готовит удар на партизан, — продолжает Егорин. — Ждет, когда явится обещанный им финский полк, чтобы дать ему все данные: тропы, наше расположение, силы. А они, судя по всему, многое знают: Онцеву и Мамоненко леса наши известны, как свои пять пальцев… Как мы их проморгали до войны — ума не приложу.

— Спустя лето по малину не ходят, — обрывает Григорий Иванович. — Убить их надо, пока финны не пришли. Вот и весь сказ.

— Как их убьешь: к Суземке не приступишься — гарнизон.

— А на кой ляд тебе гарнизон? Ты их убей, а не гарнизон. Живут они без охраны в частных домах… Тут у меня на примете есть Васька Буровихин. Толковый. Был в Суземке. Говорит: «Дайте мне трех человек — всех суземских господ перебью за ночь». Будь у меня здоровье — сам бы с ним пошел… А ну-ка, Иван Иванович, сбегай за Буровихиным… Ты сам с ним поговори, командир. История его необычная, это правда, но я уже пригляделся к нему: наш человек…