Рева, Богатырь, Пашкевич наваливаются на него и с трудом связывают руки. Онцев кричит, и Рева затыкает ему рот первой попавшейся тряпкой.
Вызываю Ларионова.
— Немедленно сани сюда!
— Бугай, настоящий бугай, — ворчит Рева, поглаживая ушибленный в борьбе бок. — Пока сани подадут, его надо запаковать поаккуратнее.
Павел внимательно оглядывает спальню. Быстро сбрасывает простыню и распарывает одну сторону перины. По всей спальне разлетается белый пух.
— Да ну тебя к черту! — отряхивается Пашкевич.
— Потерпеть придется, товарищ прокурор. Ну як же можно господина Онцева без верхней одежды на мороз выносить? Бронхит может получить господин Онцев. Нехорошо…
С трудом засовываем Онцева в перинный чехол, на добрую треть еще полный гагачьего пуха. Сани уже у крыльца. Онцева выносят. Я задерживаюсь с Ларионовым в первой комнате, где на полу неподвижно лежит Онцева.
— Останешься здесь сторожить дамочку. Если придет в себя и начнет кричать — покрепче заткни рот. Как только услышишь автоматные очереди, уходи в лес, на то место, откуда мы вошли в Суземку. Если не найдешь нас в лесу, ищи в Челюскине, у Григория Ивановича.
Выхожу на улицу. Застоявшаяся лошадь нетерпеливо перебирает ногами. Верхом на перинном чехле торжественно восседает Васька.
— К Мамоненко? — спрашивает он. — Трогай.
Мороз крепчает. Снег громко скрипит под ногами. Улица по-прежнему пустынна. Где-то далеко кричит петух, ему отвечает второй, третий, и в Суземке начинается петушиная перекличка.
Волчок с трудом заставляет горячую лошадь идти шагом. Перинный чехол под ним шевелится.
Подходим к дому с синими наличниками. Нам открывает сам Мамоненко — высокий крепкий старик с окладистой бородкой.
Отрекомендовавшись начальством из Севска, грозно набрасываюсь на него:
— Собрал теплую одежду? Где она? Почему задание не выполнил?
— Да как же не выполнил, господин начальник? — спешит оправдаться Мамоненко. — Двадцать полушубков, семнадцать пар валенок у меня в амбаре лежат. Остальные через два дня соберу и вам представлю.
— Почему до сих пор у себя держишь? — не давая ему опомниться, гневаюсь я. — Немедленно грузи в сани. Будешь сопровождать в Севск.
— Ночью? — недоумевает Мамоненко. — На дорогах партизаны шалят…
— Не рассуждать! Выполняй приказание!
Жена подает мужу шубу, и он вместе с Пашкевичем выходит во двор.
За занавеской раздается шорох. Богатырь отдергивает материю. На кровати лежит молодая пара.
— Встать! Руки вверх!
Женщина вскакивает и послушно поднимает руки. Мужчина выхватывает из-под подушки пистолет, но Богатырь резким ударом выбивает его.
Мужчина становится рядом с женщиной.
— Дивись, Александр, — весело говорит Рева. — Ну, прямо молодожены.
— Молодожены, господин хороший, молодожены, — торопится подтвердить перепуганная хозяйка. — Это дочка моя. Три дня, как свадьбу сыграли.
— А муженьком где разжились? — спрашивает Рева.
— Наш он, суземский, — объясняет хозяйка. — Хоть молодой, а с большим понятием. На виду у начальства. Господин комендант его вчера главным полицаем определил…
— Это Леу, что ли? — перебивает Богатырь. — Вот и хорошо. Тебя как раз Леу ищет и никак найти не может. Одевайся и отправишься к нему.
Рева уже достал где-то веревку и крепко связывает руки новоиспеченному начальнику полиции.
— Зачем вы ему руки вяжете? — недоумевает хозяйка.
— А як же, мамаша? Горячий он у тебя: видала, как пистолетом на свое начальство замахивается?.. А ты, молодуха, руки-то опусти — неудобно ведь…
Мы выходим. В доме остается Абдурахманов с тем же заданием, что и Ларионов в доме Онцева.
Молодожена кладут на сани рядом с Онцевым. Сверху наваливают полушубки и валенки.
Направляемся к Землянке. На этот раз Леу остается в стороне. Стучит Мамоненко: по нашим сведениям, он друг-приятель Землянки.
Здесь все повторяется сызнова, и через пять минут мы выходим на улицу.
Волчок уже успел повернуть лошадь. Мамоненко и Землянка, связанные, лежат в санях. Только один Леу стоит на тротуаре, окруженный нашими партизанами. Показываю Реве глазами на коменданта — и он уложен в сани.
— Волчок! Быстро к опушке, — приказываю я. — Там подождешь нас.
Лошадь с места берет крупной рысью.
Пройдя последний дом, даю две автоматные очереди — сигнал отхода Ларионову и Абдурахманову.
Над городом взвивается ракета. Медленно падает снег. Луна низко спустилась к горизонту. Скоро рассвет.
Григорий Иванович встречает нас у входа в село. Он внимательно вглядывается в мое лицо и крепко жмет руку.
— С удачей, командир.
Идем по улице Челюскина. С нами приветливо здороваются колхозницы, поджидающие у своих хат. За нами гурьбой бегут ребятишки, с завистью смотря на Ваню, важно шествующего рядом с Лаврентьичем.
В хате нас сразу же сажают за накрытый стол. Мы рассказываем о Суземке. Григорий Иванович крупными шагами ходит из угла в угол. Потом подсаживается ко мне.
— Добро. Теперь Суземку надо брать. Советскую власть в ней утверждать. Понял?.. Ну, да об этом потом. Сейчас отдыхать — утомился, небось.