И так он всё время нападал на бедного Дунаева. Это был, конечно, парадокс нашего времени. Гениальный Эфрос – просто режиссёр, а середнячок Дунаев – главный.
В театре время от времени давали заказы. Продукты самые простые – масло, сыр, курица, сервелат, но тогда и они были в дефиците. Ольга Михайловна брала заказы и для меня. А я всюду возил её на своей машине, что было удобно ей и интересно мне.
Она для меня была каким-то нереальным человеком. Из другого мира. Наверное, меня можно было назвать её поклонником. Я ходил на её спектакли, дарил цветы и вообще считал её лучшей актрисой в мире. Она действительно играла прекрасно. Яковлева на сцене точно была за четвёртой стеной. Не видела зала и зрителей. Находилась в той, другой жизни, которую придумали автор и режиссёр.
Как-то Ольга Михайловна сказала:
– У тебя, Лёня, есть приятель, Качан, он играет д’Артаньяна в ТЮЗе, пойдём посмотрим.
Интересно, что недели за две до этого разговора мы с Володей Качаном ехали с какого-то концерта, и Качан говорил мне:
– А что твоя Яковлева, да ей просто повезло, что она попала к Эфросу. Да если бы Черепахе (актриса Л. Черепанова, партнёрша Качана по эстрадным выступлениям. –
И вдруг Яковлева зовёт меня на спектакль с Качаном. Я взял билеты, и мы пошли ТЮЗ.
Дело в том, что Эфрос решил ставить «Лето и дым» Теннеси Уильямса. И искал артиста на главную роль. Директор Театра на Бронной Коган раньше работал в ТЮЗе и, хорошо зная популярного тогда Качана, предложил Эфросу попробовать Володю.
И вот мы посмотрели «Трёх мушкетёров», в то время это был популярный спектакль. Зал битком. Качан хорошо пел и играл не хуже, так что через месяц был принят в Театр на Малой Бронной.
«Лето и дым» ставился на Яковлеву, но и Качану тоже приходилось как следует потрудиться. Играть у Эфроса он, конечно, стал лучше, чем в ТЮЗе, но всё же до Яковлевой не дотягивал. Качан начинал уже в первом акте так напрягаться, что дальше было некуда повышать градус. Зато Яковлева творила чудеса. Глубокая, трагическая актриса, как же она была хороша!
Качан, продержавшись какое-то время в новом театре, запил. Тогда с ним такое случалось. Из театра ему пришлось уйти. Кстати, теперь не пьющий Владимир Качан
Он рано вставал по утрам, гулял с собакой, а потом, делать нечего, – стал писать, благо способности были.
У Ольги Михайловны день рождения 14 марта, и я несколько лет подряд ходил к ней в эти дни на набережную Шевченко. Там я и познакомился с её мужем, легендарным футболистом Игорем Александровичем Нетто. Он обычно сидел на дне рождения тихо, скромно, почти не говорил. Очень был вежливый, тактичный и приятный человек. Иногда он мне всё же он рассказывал о футболе, о том, как тренировал за границей.
Однажды он мне поведал, что тренирует команду шахматистов, и вдруг сказал:
– Гарик Каспаров такой глупый.
Я удивился.
– Как же так, – говорю, – чемпион мира по шахматам?
– Нет, так-то он умный, просто в футболе ничего не понимает.
Я говорю:
– Я в Баку видел, как он носится по площадке.
– Ну да, а поля не видит.
Многие Ольгу Михайловну в театре не любили, поскольку прима и капризная, но по отношению ко мне эти качества никогда не проявлялись. Наоборот, со мной Ольга всегда была очень хороша. Ну, иногда капризничала, но на то она и женщина.
Мы как-то с женой Леной отвозили её после театра домой. Лена у меня женщина ревнивая и вдруг сказала:
– Знаете, у Лёни постоянно какие-то увлечения актёрами. Вот сейчас он носится с вами.
Может быть, и не совсем так, но что-то в этом роде.
Если бы это была не моя жена, Яковлева ответила бы, как она умеет. Но в этой ситуации она промолчала. И потом, когда я извинился перед ней, сказала:
– Ну что ты, Лёня, она же по-своему права.
Вот кому она позволяла и шутить над собой, и говорить что угодно – это Неёловой. У Ольги Михайловны к ней была какая-то особая симпатия. Даже когда в Доме литераторов Неёлова очень смешно показывала Яковлеву, та хохотала громче всех.
Однажды летом мы с Ольгой поехали на дачу к Эфросу, на его день рождения. Сидели в саду за столом. Анатолий Васильевич с женой, Натальей Васильевной Крымовой, соседи – переводчик Донской с женой, ещё две женщины, мы с Ольгой Михайловной. Всё было как-то естественно и непринуждённо. Эфрос и Оля – люди смешливые, и я потому старался. Так шутил, что самому нравилось, все хохотали. Когда совсем стемнело, Ольга вдруг сказала:
– А теперь будем жарить шашлыки!
И они с Эфросом пошли разводить костёр.
Я сказал Крымовой, что уже поздно, пора ехать, пойду отговорю их от шашлыков.
– Бесполезно, – ответила Наталья Васильевна. – Они всё равно будут делать то, что захотят.
А потом Эфросу предложили пойти главным режиссёром в Театр на Таганке, вместо уехавшего из страны Любимова. И он согласился. Ольга Михайловна уговаривала его не ходить.
– Они бунтари, – говорила она мне, – вот пусть себе сами и бунтуют.