Наверное, это был лучший момент в наших отношениях. Впрочем, и каждый следующий мне казался лучшим. Но тогда… Тогда этот пустой парк, холодный пруд, беззащитные глаза и первый наш поцелуй.
Я робко погладил её руку, поднял и поцеловал ладошку. Мы пошли к её дому. Я не удержался:
– Ты такая чудная.
Я тоже перешёл на «ты», хотя, по анекдоту, поцелуй – не повод. Она ничего не ответила. Улыбнулась довольная. Чудные они всё же, эти женщины. Уж она-то точно знает, что хороша, и знает, что целуется замечательно, а приятно, что понравилась. Она очень хочет нравиться.
Остановились у подъезда, но Таня попросила проехать дальше. Все здесь знают её. Видели по телевизору, она вела передачи на местном телевидении. Мы отъехали метров на сто. Я поцеловал её на прощание. Она ушла не оборачиваясь, махнула мне рукой. А я сидел в машине, и уезжать совсем не хотелось. Сидел и вспоминал, как мы только что целовались у дерева. Ехал домой и тоже вспоминал. Каждое-каждое её слово вспоминал. Казалось бы, ничего интересного мы не говорили, а мне всё это так интересно. Все слова её наполнены каким-то глубоким смыслом.
История-то обычная. Муж, который не обращает внимания на жену. Жена – женщина, которая хочет нравиться. Всё старо как мир, и всё так же ново как мир. Мне уже жалко её, я уже переживаю, уже не люблю её мужа и злюсь на него. Он её ударил. Как можно её ударить? Как можно её не замечать? Как можно не говорить с ней? Подумать только, есть на свете человек, которому с ней неинтересно. Да ну его, этого человека. Подумать только, когда-нибудь я буду завидовать ему, потому что он смог её ударить.
Я ей позвонил, и мы снова встретились. На сей раз на телевидении, в «Останкино», у лифтов в час дня. У больших лифтов всегда уйма народу. Пока ждёшь, можно поглазеть на хорошеньких женщин. Их на телевидении полно. Нигде нет такого количества красивых женщин, как в «Останкино». И все они, как минимум два раза в день, здесь, на первом этаже у лифтов. Тем более что теперь здесь уйма коммерческих ларьков. Здесь продают «гжель», аппаратуру, косметику, обувь, одежду. Народ толпится, народ тусуется. Народ глазеет друг на друга, а я думаю: «Сколько же бездельников на этом телевидении». Вот они ходят, курят. Они сидят в баре часами, пьют кофе, потом опять курят, идут в туалет, потом снова пьют кофе. Потом садятся в редакциях, наводят марафет. Потом здесь же пьют кофе. Потом звонок, что-то там внизу привезли. Всё бросили, побежали в очередь. Отстояли, купили, пошли пить кофе. Потом пришли в редакцию, всем рассказали, что там давали, кому досталось и кого видели. Разволновались, пошли курить. Тут автор пришёл, надо идти с ним пить кофе, а заодно и поговорить о деле. Фу ты, вот и рабочий день кончился.
А есть другой тип редактора – деловая, целеустремлённая, всё, всё она сделает, всё организует, жутко избалована вниманием. Все от неё зависят, особенно в музыкальной редакции. Все хотят с ней дружить. Все стараются что-то для неё сделать. Достать билеты, устроить путёвку, помочь что-то достать. Она величественно принимает подарки. Может просто принимать, ничего не делая в ответ. За одну «дружбу» с ней надо платить. Их много пришло в 70-х и 80-х годах. В 90-х они уже дорабатывали. Кто сумел приспособиться к новой жизни – остался, остальным пришлось уйти.
Место престижное, все начальники устраивали сюда своих жён, детей и так далее. Ну, не работать же им простыми инженерами, учителями. А здесь можно было болтаться с утра до вечера. Ещё там и библиотечный день был, и к автору можно было уехать «поработать». Годами они бездельничали, пили кофе, выпускали время от времени средние передачи. Средние – это обязательно. У них выработалось чутьё. Нельзя было очень плохо делать, и нельзя было пропускать то, что очень хорошо. Вот и «подстригали» снизу и сверху. Они благополучно дожили до начала 90-х, а потом всё рухнуло. Появились новые: молодые, нахальные и способные, причём на всё.
Если раньше втихаря платили взятки, оказывали услуги, одним словом, дружили, то теперь всё это стало легальным. И хапают так, что прежним и не снилось.
Когда-то в 80-х я в шутку говорил, что надо повесить в редакциях прейскурант взяток, за песню столько, за интервью столько, за передачу вот столько. Теперь всё стало легально, надо платить по прейскуранту и ещё неофициальный откат.
В те времена у меня был друг, популярный композитор. Для него редактор или режиссёр были роднее родственников. Он для них готов был на всё. Он был действительно талантлив, и песни его пела вся страна. Но он на своём «мерседесе» ночью ездил в аэропорт встречать редакторшу. За мамой своей он посылал друга, а редакторшу встречал сам. А сколько их, талантливых, сгинуло, не найдя общего языка с редакторшами. Ну да ладно. Не об этом речь.
Встретились мы с Таней. Она пришла не одна. Какой-то тип провожал её. Тип ушёл. Таня осталась.