Когда-то, в Доме литераторов, Катаев сказал Гладилину после семинара. Они спускались по лестнице, и Катаев сказал своему семинаристу:
– А вы напишите повесть про то, как он любит её.
Гладилин продолжил:
– А она его не любит.
– Нет, – сказал Катаев, – просто он любит её.
Вот и попробуй напиши, как он любит её. Без конфликта, без всяких подкорок. Кажется, и сам Катаев такого не написал.
И вот стоим мы в Кремле, в очереди в Оружейную палату, и я молочу что-то, развлекая Татьяну. Слушает меня не только Таня, но и ещё пол-очереди. Потом подошли две девчушки и взяли у моей спутницы автографы. Сказали, что очень любят смотреть её по телевизору. Интересно, с кем они её спутали.
Татьяна, конечно, хороша, но не настолько, чтобы у неё брали автографы. Хотя кто знает, эти девочки смотрят телевизор наверняка больше меня.
Мы ходили по залам палаты за ручки. Смотрели всякие драгоценности. Гуляли как молодые, а ведь ей уже двадцать шесть, а мне ещё тридцать пять. Все ещё, как говорится, впереди, но так хорошо с ней уже не будет никогда.
Не знаю, кто сможет описать, как он любит ее. И всё. Мне точно не удастся. Да я и не знаю, любит ли он её. Но было мне невыразимо хорошо. От того, что её рука касается моей. От того, что я смотрю в эти глаза, а в них отсветы всех этих бриллиантов, изумрудов и сапфиров. Такое тепло разливается по всему телу. И сердце замирает, и во рту пересыхает. И только думаю, чтобы это состояние не кончилось.
А вокруг люди ходят и тоже смотрят на неё. На нас смотрят и думают, что за урод рядом с такой красавицей. Наверное, чем-то мы выделялись, если они так все обращали на нас внимание. А выделялись мы, я думаю, своей влюблённостью. Я чувствовал, что и она видит что-то приятное в этом уроде. Она говорит со мной тихим своим голосом, смотрит на меня так, что я вижу, она замирает от моих прикосновений.
А может, я всё это выдумал. Она мне нравится, вот я и придумываю. Выдаю желаемое за действительное. Она мне так нравится, что глаз от неё оторвать не могу, хоть искоса, но поглядываю. И придумываю, придумываю.
Нет. Всё это было. Мы держали друг друга за руку. И хороши были от радости. И все это видели, и все смотрели, потому что это так и было.
Я понимаю, что теперь у молодых, если они нравятся друг другу, проблемы переспать не существует. Спокойно могут сделать это уже в первую встречу. О поцелуях вообще речь не идёт. И есть нечто промежуточное между поцелуем и постелью, что многие из молодых «ваще» сексом не считают.
Один мой друг познакомился с молодой девушкой лет девятнадцати, и уже часа через два «это» произошло. И он стал допытываться, почему переспать с ней нельзя, а «это» можно.
Она спросила:
– А вы не обидитесь?
– Нет.
– А чтобы вы отстали.
– То есть?
– Дело в том, что я девица и не хочу пока что ни с кем спать. Конечно, если бы нашёлся человек, которого я полюблю, то я бы с удовольствием, но его нет. Вот я и не хотела, чтобы вы ко мне приставали со спаньём.
Она с моим другом расставаться не желала, но понимала, что, если не сделает хоть что-то, он исчезнет. Через двадцать минут после «этого», когда они снова сели за столик в ресторане, она сказала с вызовом:
– Вы что, теперь считаете меня своей девушкой?
Он ответил:
– Как вы захотите, так и будет.
Она сказала:
– Я не хочу, чтобы вы так считали. Я не ваша девушка, и то, что было между нами, ничего не значит.
Потом, когда они провстречались несколько месяцев, он и об этом её спросил:
– Почему ты тогда так сказала?
– Чтобы вы ко мне не приставали. Я очень не хотела ложиться с вами в постель, и расставаться с вами тоже не хотела, вы мне понравились.
Такая вот чудная история. Сейчас у них двое детей, но она по-прежнему обращается к нему на «вы».
Я старомоден, особенно тогда, когда влюблён. Конечно, я целовал Татьяну, обнимал ее, но о том, чтобы пригласить её в постель, мог только мечтать. Она мне нравилась и без постели. Просто нравилась. Бывает же такое. Для меня счастьем было просто видеть её.
Но речка наших отношений становилась всё более полноводной. И русло уже не вмещало накопившейся воды. Ручейки, источники, талые воды переполняли старое русло. Надо было выдумать какое-то море.
Куда я мог пригласить Татьяну? К себе домой я просто не мог её позвать. Я тогда жил с соседкой. Моя комната в восемь метров досталась мне при разводе.
Попросить какого-нибудь приятеля уступить на вечер квартиру тоже невозможно. Как представлю себе чужую постель, так уже ничего больше и не представляю.
В гостинице – казённая обстановка, а как они будут провожать нас взглядами, все эти горничные и администраторы.
Я позвонил своему другу, который может всё. Шустрый парень с огромным количеством связей. Он всегда что-нибудь да придумает. Он сказал:
– Позвонишь по такому-то телефону, скажешь, что от меня, и директор примет тебя как родного.
Я не поленился, не только позвонил, но и поехал к этому директору.