А как всё хорошо начиналось. Первый поцелуй у пруда. Её широко раскрытые глаза. Оружсейная палата, и мы в ней, взявшись за руки. В какой-то момент всё это изменилось. Я сам всё испортил. Испортил своей ревностью. Своим страхом потерять её. Своим желанием контролировать все её поступки. Несвобода давила на неё. Это я сейчас всё понимаю. А тогда… Я только хотел видеть её все время. А она, должно быть, не всё время хотела видеть меня. Наверное, вначале хотела видеть. Но моё давление, мой бурный темперамент, то непрерывное внимание. Как говорил один мой знакомый своей жене:
– Вера, тебя слишком много.
Вот уж действительно, «чем меньше женщину мы любим…». Вот и закончилась первая часть моего романа. Первая, но не последняя. Продолжение следует. Ждать этого продолжения пришлось целых восемь месяцев.
Когда мне стало совсем плохо, я побежал к своему другу-врачу. Врач он уникальный. Естественно, он окончил медицинский институт. Параллельно Гриша изучает нетрадиционную медицину. Чего он только не изучал. Курсы иридодиагностики, экстрасенсорики, рефлексотерапии, астрологии. Последнее, оказывается, тоже нужно при иглоукалывании. Мало знать точки и ставить иголки по этим точкам, надо, оказывается, ставить их в соответствии с временем года, суток и расположением светил и днём рождения пациента. Потом он изучал метод Долля, затем увлёкся гомеопатией, травами. И наконец, они вместе со своим другом-физиком изобрели какой-то прибор, который позволяет по точкам определять, годится пациенту именно это лекарство или нет. Раза четыре в году Гриша ходил на семинары, в основном гомеопатические. То приезжает гомеопат из Бельгии, то из Греции, то из Франции. Но особенно Гриша любит какого-то знаменитого на весь мир греческого гомеопата и раз в год ездит к нему на семинар, который проходит на одном из греческих островов. Лечит Гриша без догм, может и иголки поставить, и травами, и гомеопатией, и даже иногда антибиотики он тоже себе позволяет выписать. Но это уж совсем в исключительных случаях.
А самое главное, мой Гриша – он уникальный человек. Он ни с кем не ссорится. Он никому не делает и не желает плохого. Он лечит двенадцать часов в сутки, он строг как врач и может так сказать, что и не возразишь, и отчитать может тихо, спокойно и очень внушительно. И не дай бог кому-то Гришу обидеть, потому что Бог Гришу бережёт.
Вот к этому Грише я и поехал. Я рассказал ему всё о своих отношениях с Татьяной. О том, что она меня бросила. Я за последний месяц похудел килограммов на шесть, я плохо спал, у меня совершенно расстроились нервы, и ещё в области солнечного сплетения у меня сосало, будто от страха. Не могу даже точно объяснить, но ощущение препоганое.
Гриша всё это выслушал и спросил:
– А она такая вялая, вязкая, да? Как было-то?
Я говорю:
– Точно. Именно так. Она и говорит так вяло: «Всё плохо, все предают, что делать, не знаю». Когда ни спросишь – всё плохо. Но иногда она сидит в театральном буфете – тоскливая, вялая. Я подхожу к ней, начинаю говорить, возьму её руки в свои, говорю, говорю. И она оживает. Появляется румянец на щеках. Но я раньше, когда были хорошие отношения, не чувствовал, что она забирает у меня энергию.
Гриша сказал:
– Теперь всё переменилось. Худеешь ты вот от чего. Вот здесь, – он показал на солнечное сплетение, – находится, – не помню, как он назвал какую-то чакру, – и здесь же поджелудочная железа. Ты посылаешь ей энергию, а назад не получаешь. Она, Таня, для тебя закрыта энергетически. Нет ответа, потому что не хочет с тобой. И ты не получаешь энергию, а только тратишь её, причём сильно, поскольку у тебя сильное чувство. И тем самым нарушается работа твоей поджелудочной железы.
Дальше Гриша на своём аппаратике проверил по точкам свои теоретические предположения. Всё сошлось. Он дал мне какие-то зёрнышки. И мы разошлись. На прощание он мне сказал:
– Держись от неё подальше.
А я и держался. Не могу сказать, что, приняв курс зёрнышек, я сразу почувствовал себя хорошо, нет, я ещё долго приходил в себя. Но я знал, что нахожусь на верном пути.
Сначала я уехал в какой-то пансионат. Там была пьянка и гулянка. Я пытался сходиться с женщинами. Вообще-то это средство не для всех. Думаю, лучше перетерпеть, а потом уж в кого-нибудь влюбиться. А так начинаешь какие-то случайные романы, а от них одна тоска. Не увлекаюсь, думаю про Татьяну.
В общем, разврат как-то не получался и не помогал. Пьянка тоже. От пьянки хотелось плакать. А плакать пьяными слезами совсем противно.
У меня есть приятельница – Лина Вовк. Она, когда выпьет, начинает плакать. Я ей так иногда и говорю:
– Приезжай, выпьем, поплачем.
Но это так, к слову.
Вернулся я в Москву. Когда шёл в театр или на телевидение, сердце замирало. Прохожу по вестибюлю «Останкино», она стоит. Я даже не повернул голову в её сторону. Она смотрит на меня, я это вижу боковым зрением. Я даже не поздоровался с ней.
Но чего мне это стоило! Сердце колотилось ещё минут пятнадцать.