За Морем Студёным

Пред взором Ивана, в центре комнатки, сидел за столом здоровый широкоплечий старец с круглым лицом, в чёрной иноческой шапке и чёрной рясе, с бородой и золотым крестом на груди. На столе беспорядочно лежали бумаги и грамоты. Старец, нахмурившись и что-то бормоча, проворно скрежетал пером по длиннющему вытянутому свитку, один конец придерживая левой рукой. С левой стороны кельи, по правую руку от пишущего, было высокое окно. За спиной монаха на белокаменной полке громоздились стопки книг. А в правом углу, на другой полке, чуть выше, стояли иконы. Перед ними мерно колыхался огонёк уже дотлевавшей маленькой свечки.

Иван перекрестился и поклонился образам.

— Здравствуй, отче! — приложив правую руку к груди, он поклонился старцу.

— Здравствуй, Ваня, — ответил могучим и низким голосом игумен. Вдруг остановив перо, он что-то сердито хмыкнул. Потом резко продолжил писать и в конце совершил напористый росчерк. Убрав перо в чернильницу, он аккуратно свернул грамоту и отложил её в сторону. Старец поднял своё широкое и толстое лицо с круглым носом, и сказал. — Садись. Что тебе нужно?

— Как и обещал, — Иван присел за стол, напротив игумена, и стал развязывать свой мешок, доставая оттуда книжицу, — сделал давеча небольшой сборник. Святых отцов словеса кой-какие переписал, которые счёл самыми важными и подходящими. Здесь же их жития и несколько псалмов, — молодец отдал её старцу в руки.

Тот положил и раскрыл книгу, и стал внимательно листать:

— Хм… Как ладно все буквы стоят, красиво как написано! Кто это тебя научил? — одобрительно воскликнул игумен, улыбнувшись.

— Близкий человек один.

— Ну и ну! Я отдам твой сборник Варламу. Он проверит, нет ли каких ошибок значимых, которые бы правду искажали. Но, как бы то ни было, нынче люди грамотные да благоразумные — вовсе поперевелись! — громогласно молвил старец и серьёзно взглянул на Ивана. — Таких, как ты, кто бы писал с усердием что-то разумное, ради чтения христианам, чтения душеполезного — таких с великим трудом отыскать случается! Бог тебя мудростью книжной наделил, Иван. Думается мне — как Иоанна Златоустого, как Иоанна Лествичника. Подобною мудростью, — нахмурившись, покачал головой игумен.

— Благодарю тебя, отче, за эти слова! Не таков же я, правда, как они. Грешен премного, и, к тому же, мирской я человек, — Иван сокрушённо вздохнул. — Но для того есть у меня к тебе, отче, просьба.

— Говори.

— Постричься желаю в иноки. Не решился ещё, да обдумываю.

— Ежели хочешь, то нужно. Только готов ли оставить навек все здешние мысли? Отринуть страсти душевные? Может грех тебя точит? Уныние, али помыслы блудивые. Хм?

…

Поднявшись по ступенькам паперти, перекрестившись и поклонившись, молодец прикоснулся к толстой створке высоких дверей церкви. Он осторожно потянул рукой дверь. С тяжёлым скрипом она поддалась. Иван с волнением шагнул вперёд, и оказался в храме.

Пройдя притвор, он попал в главный зал. Здешнюю темноту рассекали лучи, струившиеся из тонких прорезей высоко над головой. Там, под объёмными сводами, пылали десятки свечей в паникадилах. Своды держали несколько колонн. Внизу везде стояли свечи. Зал, колонны, и своды — всё было расписано бесконечным числом фигур святых, плывущих по жёлто-золотому океану вселенной.

Шаги отзывались эхом. Издали, от алтаря, тихо, но в то же время звучно и степенно лилась хоровая музыка — томное многоголосое пение. Поодаль стоявшие у столика с иконами спутники знатного господина, наклонив голову, бесшумно шептали каждый свою молитву и крестились. Иван медленно ступал вперёд. Он вдруг вздохнул и нахмурился, опустив взгляд, остановившись и обдумывая в своей голове то, что сказал ему игумен…

— Для противления козням и прелестям дьявольским крепость духа нужна! — грозно воскликнул сидевший пред Иваном круглолицый старец, упорно смотревший ему в глаза. — Тому примером Иоанн Предтеча. В пустыне всю жизнь прожил до тридцати лет! Носил едино вельбужье рубище, а питался тем, что пустыня родит. И ты — молитвою и верой, и старанием, и трудом великим — так только и сможешь из грешных мыслей вырваться!

Игумен глянул в сторону и помолчал. Но посмотрев опять на собеседника промолвил громогласно:

— А когда он к тому стал готов, тогда и Господь позвал его! Позвал, чтобы проповедовать людям, и чтобы учить их о пришествии к ним Сына Своего. Вот, как можно к Богу приблизиться, сделаться готовым голос Его услышать. Но только великими трудами, только усмирением плоти и возможно! А о праздности, и об унынии, — игумен поднял вверх палец, — сказано, что уже и секира при корени древа лежит: всяко древо, не творящее плода добра — посекается, да во огнь вметается!

Он задумался, затем воскликнул: