За Морем Студёным

Степан не слышал, что ему говорит Юсуф. Перед глазами купца были чёрные волосы Гюльсум. И её нежная ручка, которой она держала большой розовый цветок.

— Да, я… я подумаю, — растерянно ответил он.

…

Было утро. Они шли по гладкой каменистой дороге, между круглыми коричневыми башнями. Степан держал её за руку. Девушка остановилась, и, снизу вверх, взглянула в его глаза.

— Я рада, что встретила тебя, Степан! — она тепло улыбалась. Они крепко сплели пальцы обеих рук.

Степан поцеловал Гюльсум. Они долго, и жадно, поглощали губы друг друга.

Наконец, она воскликнула, тяжко вздохнув:

— Я должна идти, потому что меня, наверное, уже ищут! — её изящное личико было исполнено печалью. — Пожалуйста, не провожай меня!

Степан всё не мог налюбоваться Гюльсум, и смотрел на неё до тех пор, пока она не исчезла за высокой коричневой аркой, уйдя куда-то вглубь паутины улочек крепости…

Купец медленно зашагал по проходу между башнями, спускаясь в сторону города, к морю. Сзади раздался топот. Кто-то быстро бежал, грохоча железом. Степан обернулся — двое янычар неслись прямо на него. Они догнали его, и грубо схватили за руки. Тяжёлый сапог врезался в спину — купец грохнулся на камни, разбив себе подбородок.

— Вы что творите?! — завопил он.

Янычары что-то кричали. Они заломали его руки, и перевязали запястья.

…

Купца приволокли во дворец, в светлую комнату. Хусейн стоял к нему спиной, смотря в окно. Он гневно восклицал что-то на турецком, размахивая руками. Когда это прекратилось, слуга в красной шапочке начал речь:

— Ты очень сильно разочаровал меня, Степан! Известно ли тебе, что в город приехал из столицы султан Мехмед! Я принял его с великими почестями! Но когда до него дошли слухи, что какой-то незнакомец, а ещё и неверный, общается с его дочерью — он был вне себя от ярости! Помня нашу прежнюю дружбу, я выпросил, чтобы тебя не казнили. Тебя посадят на каторгу29, которая плывёт в Бухару. Там, ты будешь продан в рабство.

— Но я же… — ошеломлённо вытаращив глаза, Степан силился что-то сказать.

Янычары подошли к нему, схватили за руки и за шею и потащили к выходу.

* * *

Морось становилась всё хлеще. Ветер, казалось, скоро разорвёт парус в клочья.

— …янычары схватили меня, и потащили в узилище! — воскликнул Степан. Его голос глушили порывы ветра.

Вдруг, зазвучал густой шелестящий стук — застучали градинки по палубе. Корабль со скрипом покосился, и пошёл куда-то вправо. Огромная волна захлестнула коч — ледяная вода обдала товарищей.

Все вскочили, и засуетились, пытаясь вернуть корабль в прежнее положение. Тем временем, большой коч растворился где-то в белом тумане, и в шуме града.

Впереди показались чёрные камни, и серая галька. Берег приближался пугающе быстро. Что-то оглушительно бахнуло по корпусу корабля — он с жалобным треском взвалился на землю.

…

Выброшенные на берег мореходы пытались обустроить ночлег. Поставили палатку из древесных прутьев и кожаного покрывала. Вытащили из трюма повалившегося на бок корабля бочки со съестными припасами. Разожгли костёр.

Град уже скоро закончился. Рассеялся туман. Немного посветлело, бледное заполярное солнышко иногда выглядывало из-за серых облаков. Хотя было ночное время, солнце не садилось. Товарищи немного поспали, и подкрепились у костра.

К утру Степан, Фёдор и трое поморов из Архангельска, вытащили карбас30 с корабля.

— Мы поплывём вдоль берега, искать Никитин коч, а вы оставайтесь здесь, и ждите! — сказал Степан Ивану с Софроном.

Пятеро сели в лодку, и отправились на поиски. Карбас скрылся за тёмной скалой вдававшегося в море мыса.

…

Было светло. Друзья сидели у костра, и поджаривали сырую рыбку на длинных палочках. Вдалеке, где валялся брошенный кораблик, еле слышно шумели беспокойные волны студёного моря.

— Мы не знаем, Ваня, даже того, где сейчас находимся! — печалился Софрон. — Знатцы-то все наши — звероловы-то, и мореплаватели — все на другом корабле!

— Не волнуйся, друг! — Иван спокойно улыбался, покручивая прутик с кусками рыбы над огнём костерка. — С Божьей помощью всё разрешится! Встретим мы Никиту, и товарищей.

— Какой ты уверенный стал в последнее время! — ехидно воскликнул молодой купец. — А то когда я тебя в Ярославле с собой позвал — был бледнее смерти!

— Я тогда всё о Софье кручинился! Хотел вот рассказать… Летом, приехала она ко мне с отцом, из Литвы. Она постарше меня на три года, а ещё знания обширные имела. Привезла с собою книжек и азбуковников. В книжках тех были вирши и повести заморские, и хроники латинские. Стала меня обучать грамоте, и языкам иноземным!

— Откуда ж такие бабы берутся…

— Спустя месяц, послал я к ней людей с письмом. В том письме пригласил её ночью на пристани встретиться. Она пришла. Сели мы в лодочку, и поплыли по реке, на звёзды поглядывая. Я счастлив был, и она улыбалась… Потом Софья уехала из Ярославля. Прежде того говорила, письмо мне напишет. Но так и не написала. Когда, зимою, узнал я, что она приехала — то пригласил её снова на пристань. И там, она сказала, что уже и позабыла обо мне, и не любит.

— И что же? Надобно было так горевать?