За огненной чертой

В походе, о котором я рассказываю, нас до передовых частей сопровождал на грузовой машине капитан, помощник Крижановского. Увязалась проводить меня и Наташа. Дорога шла через Мутищенский лес, а местность там заболоченная, и автомашины так размесили дорогу — ни пройти, ни проехать. Правда, неутомимые саперы устлали всю проезжую часть бревнами, положенными поперек. Получилась так называемая «лежневка». Проехать-то по ней можно, но как! Всю душу вытрясет, отобьет все печенки.

У деревни Лапино распрощались с капитаном и Наташей. Данила Карташев, несмотря на «лежневку», всю дорогу задушевным голосом распевал украинские песни. Когда мы стали прощаться с капитаном, Данила уже не пел, а о чем-то перешептывался с Наташей. До слуха долетели обрывки фраз. Он убеждал Наташу, чтобы она не волновалась, и произнес что-то вроде клятвы:

— Пока я жив, с Андреем ничего не случится.

Наташа заметно волновалась. Еще бы не волноваться! Вот она, впереди, линия фронта, а там — враг. Сколько случайностей подстерегает уходящих! Раз удалось, другой удалось, а на третий...

Дальше двинулись перед вечером, чтобы засветло добраться до вражеского переднего края. Мы шли по азимуту. Впереди пробирались разведчики. В глубине Леоновского леса, на дорогах и тропинках, мы натыкались то на следы кованых сапог, то на пачки из-под немецких сигарет.

Вот так номер! А говорят, что гитлеровцы боятся заходить в лес! Видимо, не приходилось им еще сталкиваться с «лесными людьми» — партизанами.

Удвоили внимание, двигались осторожно, прислушиваясь к шуму леса. А лес, как в мирные дни, наполнен неугомонным щебетом пернатых. Вот с полянки вспорхнул на ель рябчик и, чудак этакий, не улетает, а с любопытством смотрит своими глазками-бусинками на осторожно шагающих людей. Вот в мелколесье, прямо из-под ног вылетела с квохтаньем тетерка-старка, а за нею, спеша и неистово махая неокрепшими крыльями, стремительно взвился выводок. Кругом непроходимые заросли малины с созревающими сочными ягодами. Чуть дальше пошел осинник и березняк. Шагать стало полегче. То тут, то там среди невысокой травы мелькают красные шапочки подосиновиков, притаились упругие коричневатые шляпки подберезовиков. Грибов в тот год уродилось хоть косой коси, но никому до них не было дела, тем более на ничейной земле.

В лесу шла своя, испокон веков налаженная жизнь, а рядом человек убивал человека, грохотали смертоносные орудия, лилась кровь. Где-то по соседству бродил враг...

Мы шли, прислушиваясь к собственным шагам.

И вдруг идущий впереди разведчик уловил приглушенный говор и треск сучьев. По его знаку все бесшумно залегли, сухо щелкнули затворы автоматов и карабинов. Наш путь пересекли несколько неизвестных. Через мгновение между деревьями замелькали вооруженные люди. Двигались они развернутой цепью, как бы прочесывая лес или ведя наступление. Один шел особенно близко, и, когда поравнялся с нами, несколько голосов приказали:

— Стой! Руки вверх!

— Еще шаг — стреляю, — взволнованно сказал Ванюша Бугров. — К оружию не прикасаться!

Все незнакомцы, словно по команде, бросились на землю. Залязгали затворы, потом наступила зловещая тишина. Выжидаем, всматриваемся в чащу леса. Наконец оттуда, с их стороны, раздалось:

— Выходи кто-нибудь один, я тоже выхожу.

Зайцев тихо сказал:

— Выходи, Данила!

Карташев поднялся и, держа автомат наперевес, осторожно двинулся вперед.

Между деревьями показался человек, одетый в советскую военную форму. Но это еще ничего не означало, немцу тоже нетрудно напялить на себя нашу форму. «Парламентеры» медленно приближались друг к другу, готовые пустить в ход оружие. Ванюшка Бугров шепнул мне:

— Возьми на мушку «парламентера» и, в случае чего, бей. Мы выберем другие цели.

От волнения дрожали руки, сердце готово было выскочить. Перед глазами прыгала мушка автомата. Затаил дыхание, прицелился. Ствол автомата медленно поднялся на уровень груди незнакомца. Теперь все в порядке, чуть что — срежу.

Наконец «парламентеры» сблизились. Рядом с Данилой стоял человек лет тридцати, а может, и старше. Определить было трудно: на щеках — густая черная щетина, голова почти седая. Карташев обменялся с ним несколькими фразами и радостно закричал:

— Свои! Выходи, ребята!

Дал знак выходить своим спутникам и незнакомец, который оказался капитаном. Мы встали из-за укрытий, но на сближение шли с недоверием: кто знает, что это за «свои». Но это действительно были наши. Когда Данила сказал капитану, что мы партизаны, тот бросился его целовать.

Нас окружили небритые, бледные, усталые люди в форме советских танкистов. Наперебой задавали вопросы, рассказывали, смеялись и плакали. Группа танкистов попала в окружение где-то около Днепра. В течение шести недель они, голодные, пробирались ночами по лесам и полям к фронту. Догнать фронт было нелегко, а танкисты все же догнали. Но не знали местности, не имели карт и постоянно натыкались на заставы гитлеровцев. Около двух недель пришлось бродить по лесам у самой линии фронта.