— Знаешь ли ты, почему король не отозвал согласие отдать Аглон и восточные земли уцелевшим сыновьям Феанора?
— Потому что все равно не сможет их защищать. Ничего не изменилось.
— Тингол приказал нам, своим военачальникам, разузнать обо всех оставшихся силах Феанарионов, — сказал Белег медленно. — Не будь разгрома у Ангбанда, и задумываться бы не стоило. Но их осталось не больше трети прежних войск. И король размышляет и подсчитывает силы. Наши — и те, которые они приведут ближе к нашим землям. В отдалении от всех прочих нолдор.
— Ты не говорил мне раньше, Белег…
— Я нарушаю приказ Тингола, сообщая тебе.
— Храбрость этого безумца тебе так по душе?
— Не только. Королевна, я впервые увидел воина сыновей Феанора в деле. Возмездие подобным ему даже при численно близких силах — очень плохая затея. Уже не только потому, что лить кровь эльдар ещё раз — само по себе страшно, даже возмездия ради.
— Моя мать никогда не поддержит такого решения. И я, когда о нем станет известно.
— Госпожа Мелиан… Очень любит короля. Я не помню, чтобы она противоречила ему хоть в чем-то, — сказал Белег задумчиво. — Никогда. Она тоже молчит. И может молчать впредь.
На лицо Лутиэн опустилась тень.
— Но и такой причины возразить я прежде не припомню. Она не промолчит. Осуждать убийство сородичей и готовиться к нему же…
— Не осуждать. Прийти в ярость… — сказал Белег.
— Не могу это осуждать.
— …И остаться жить с нею вместе.
— Разве ты ни разу не видел их в деле прежде? — Спросила Лутиэн, помолчав. — Ты воевал, ты был на их праздновании Воссоединения. И даже обычные их воины на такое способны?
— Воевал, но не рядом с нолдор. А на празднике все радовались жизни, даже старшие Феанарионы, говорят, улыбались.
— …Он мог промолчать, — сказала Лутиэн, продолжая размышлять. — Назвать только имя. Не ответить тебе.
— Мы бы все равно спросили, чей он верный. Не сразу, так позже.
— Он мог ответить только нам.
— Да, — признал Белег, — это все усложнило. Саэрос готов был убить его сразу.
Прошелестели торопливые шаги, юный синда откинул полог шатра.
— Мой командир, ты велел сообщить, когда пленный действительно проснется.
Предводитель пограничной стражи нахмурился, снова услышав слово «пленный». Лутиэн тоже.
*
Кажется, его куда-то несли и даже окунули снова в воду, а потом что-то громко стучало. Кажется, он поднимался раз, и упал снова. При этом он не видел снов и был очень рад.
Пробуждения он тоже не запомнил. Только понял вдруг, что лежит с открытыми глазами, разглядывая перекошенную стену и пытаясь понять, что перед ним такое.
От этого стало привычно неловко. Вспомнилось, как он после бунта едва понимал, что с ним делали целители, настолько болью отшибло ум.
Чтобы развеять мерзкое воспоминание, он протянул руку и коснулся неровной стены — та подалась под пальцами. Просто плотная ткань. Вокруг него — стенки низкого шатра.
А потом он понял, что лежит без одежды, укрытый такой же плотной тканью, смутно вспомнил, как его окатывали водой — и уши так и полыхнули.
Рауговы синдар! Нет бы оставить лежать на траве!!
Будь он Майтимо, спасённый родичами со скалы, проще было бы терпеть, да и когда его самого вытаскивал Эльгаэр почти из Мандоса, ничто не стесняло. Но здесь, рядом с холеными синдар, без одежды, не будучи лежачим раненым, он себя почувствовал особенно ободранным и грязным. Когда стоял перед ними с копьём в руках и видел нацеленные в себя стрелы, было плевать. Но принимать от них помощь… Особенно если ему все же решат оттяпать голову…
Выдохнув сквозь зубы, он медленно сел. Увидел свои ступни, обмотанные полосами чистой ткани, и почувствовал запах лечебного бальзама. Увидел, что наручника на левой руке больше нет — и очень смутно вспомнил, как его сняли. Тело одеревенело так, что раздайся при движении громкий скрип, он бы не удивился. Но болело меньше, чем он ждал. Свежие рубцы на рёбрах и поперек груди уже закрылись и не кровоточили, бальзам был тому причиной или долгий лечащий сон, уже неважно. Синяки покрывали тело, словно он сделался пятнистой лесной кошкой.
Снаружи стоял ясный день, солнце просвечивало в щели у входа. Возле себя Дагмор нашел большую чашку воды и одну маленькую лепешку — думают, что он долго голодал, ну, почти верно думают… Или пожадничали? Тьфу, пропасть.
Отломив кусочек, он задумчиво смотрел на него какое-то время, не решаясь положить в рот. А когда попробовал — едва поверил снова, что еда бывает настолько вкусной.
Лембас. Настоящий. Не иначе, этот Белег вхож к королеве Мелиан, если ему дают с собой в дорогу лембас! Вкус напомнил уже совсем далёкие времена до войны и затмения. Казалось, эти крошки тают во рту, возвращая силы.
Он бы лег снова, но полог колыхнулся, внутрь заглянул хмурый юный синда, бросил «с тобой хотят говорить» — и убежал.