За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка

«…Так-то так оно, конешно, –

начал дед. – Похаять грешно.

Как всё было? Худо жилось.

Революция свершилась.

Коммунисты по науке

власть забрали в свои руки.

Всё, что создал бог-Природа, –

тем владеть всему народу,

а не только кучке знати:

землю, волю – вот вам, нате.

Ну народ – такое дело! –

защищал остервенело.

И работал – всё звенело.

Цель одна, одна и вера,

по работе была мера.

Кто хотел своим умом,

тех того… в тридцать седьмом.

Немец шёл, да мы ершисты,

расчихвостили фашиста.

Тут бы жизнь нам подавай.

Да… кирпич, вишь, каравай:

нет-нет – в рот углами тычет.

Все едим, ну кто-то хнычет…»

Помолчал, потёр усы.

«…Да и жизнь – не для красы.

В чём он, смысл? И в чём он, прок?

Где у жизни потолок?

Вот тебе б, Иван, соломы,

а князьям подай салоны.

Есть и в нас позывы дерзки,

называем их – издержки.

Иль вот есть намёк двоить:

этим – править, тем – доить…

Но… всё знать – для дел помеха.

Молодым-то что, потеха:

дай им есть не кашу-щи,

а синь-тети-ку, плащи!

Не растить, с конвейра ленты.

Где-то здесь экспе-скрименты,

строют жизнь по новой моде…»

Встал Никита: «А мы сходим.

Тут совсем недалеко».

«…Вот, и вам, вишь, нелегко, –

им Иван на всё заметил, –

хоть не понял я и трети…

Ну, посмотрим жизню вашу?»

Оглянулись – день встречай!

Закусили простоквашей

(холостяцкий чудо-чай)

и пошли послушать гул

(у Никиты был отгул),

посмотреть дома-скворешни,

подышать погодой здешней…

Насмотрелись, надышались.

Дед с Иваном потешались:

тут же – господи, прости, –

негде курице снести.

Тополь – вся-то и лесина.

А дышать – с заводов псиной?..

Дед идти уже не мог,

заколол от смеха бок.

И как раз – стена-ограда.

Вот туда-то им и надо!

Встали. Вывеска над входом.

«Фу-ту-рум» – с нолями года.

Кнопку жмут. Открыл им – кто бы? –

сам железный страшный Робот!

«К-то? За-чем? Куда? От-ку-да?..»

Дед за уши: щёлка, гуда!

«Нет, с меня того уж хватит.

Посижу тут, в проходной».

Робот что-то циферблатит.

«…Ну, язви тя прободной –

подремать не даст, не спавши ж!..»

"Вы же… без вести пропавший! –

Робот рот Ивану скалит. –

Еле вас мы отыскали.

Проходите, вам мы рады, –

дверь открыл другой ограды. –

Ну а вы… – сказал Никите. –

Вам не срочно, обождите.

Вот, пожалуйте к диванам…»

Двери – щёлк! И нет Ивана.

О главе Ф У Т У Р У М

(Будущее.)

(Мы о будущем речисты –

Пусть листок побудет чистым.)

. . .

А Никита покрутился,

с пирожками возвратился.

«На-ка, дед, поешь горячих!»

Дед вблизи не так-то зрячий:

«М-м… Пахнет мясом – что за пища?»

«Это ж ливер – вкусотища!»

Если б то картины, фрески

Рафаэля, Тициана!..

Сплошь миганье, скрежет, трески…

Ох, как долго нет Ивана.

Дверь… Ну вот он! Что такое?

Блеклый, сумеречный взгляд…

«Довело до упокоя.

Да на кой тот футур ляд!» –

дед вздохнул в такой обиде,

помоложе – дал бы бой!..

А Иван глядит, не видя.

Говорит как сам с собой.

«…Дальше, вглубь… Умней, умней…

Но… потом ведь снова к н е й,

к пра-пра-матери-Природе?

«Быть? Не быть?» – опять в народе.

Хм! И при синхрофазолэпстве

идол… в датском королевстве!»

Шапку вдруг надвинул туже.

«Ну, пошли? – Виденье в луже…»

«До сви-дань-я!» – Робот зычно.

А… Иван тут стал обычным.

Смотрит, чешет свой затылок:

«Нет навозу да опилок –

дверь бы эту залепить!..»

Дед потёр свой нос-обмылок:

«С пирогов-то – где б попить?»

46

По приречному бульвару

на прогулке весь народ.

Всё живое – малый, старый.

(И собачки всех пород).

Все идут – орешки лущат;

мелким, с шарканьем шажком.

И Иван с Никитой в гуще.

Дед грузнеет с посошком –

приглядел себе для форсу,

чем не житель городской!

(Всё ж он выпил-таки морсу.)

Красота-а, душе покой…

А-а! С войны здесь место – Роща?

Здесь ребячий дух ватаг

познавал накал атак?..

Чуть вверху – деревья ропщут.

Хорошо пройтись вот так!

Вон навстречь жируют парни.

Этих цвет опал – плоды.

Те и эти молоды,

и не знай, чей вид шикарней.

По плечу дружка тот хлопнул –

всё рабочий люд, простой.

Эти кто же, кучкой плотной?

Вид начальницкий… Постой…

Деду глаз как навострило:

сын Данилы! сын Гаврилы!..

Зам.министры? Даже «врилы»?!

Ну и ну-у… А то ж Ната… алья?

Да-а, сменяет имя талья…

А Никита – так ли, свет ли –

в краску весь, отвёл глаза…

Вон парторг идёт, приветлив.

Шеф в заботе… Хм, нет туза!

Знает дело, не упустит,

всё в оббежку норовит,

раз обгонит – два пропустит,

чтоб попасть в министров вид…

Шутки, смех, а глаз-то – строго!

Вдруг шальной весёлый крик:

«Э-эй, Никита-а! – за дорогой –

Кешка… – Дай рубля, старик!

Собрались вот, «загораем»…»

И бежит, не разбирая,

вкось дороги, напрямик.

С поворота – грузовик!..

У Никиты всё в мгновенье:

тот шофёр за водкой прёт,

Кешка это же орёт.

Но ведь дети ж!..

– Визг, шипенье.

Весь в рывке, –

у-дар! – летит…

Тишина далёким пеньем.

«Мама, ты меня прости…»

Небо мутной пеленою.

Воздух… тесный, как пенал.

«Только… небо надо мною».

Шевельнулся, застонал.

«Теснота… Туда, на берег…» –

будто громко прошептал.

Кто всю боль души измерит!..

Тих прибрежный краснотал.

Отпустило…

Над рекою

ох, как долог зов гудка…

Дед с трясущейся рукою,

сыплет мимо лоскутка.

Вот Иван, и Кешка тоже.

И министры, шеф, парторг.

И глаза Наташи…

Боже! –

Вопль!.. Как жуток – кто исторг?

Расступились… – Мама… Мама!

Как подняться? – Не могу…

А-а, конёк привёз Иванов…

Ну зачем же на снегу? –

Опустилась на колени…

Как тепла её рука.