За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка

с кем гулял перед войной.

Грусть окутает волной,

и в груди кольнёт, как жалом, –

столько лет уж пробежало!..

Было, было перевалов,

переходов, переправ.

Жизнь в пути отзоревала –

в чём там прав, а в чём неправ?

В устоявшейся юдоли

взгляд всё шире, думы въузь.

Человеческие боли

сердце знает наизусть.

И на праздник – «по законной».

Утишает боли ран.

И целительной иконой

мягко светится экран…

…Вся страна как на ладони.

Что страна – считай, весь мир!

Телевизор кадры гонит,

и битком набит эфир.

За окном тоскует вьюга,

снег струёю на стекло…

А в квартире Кешки-друга

так уютно и тепло.

Здесь Никита гость желанный,

а для Кешки – что там гость! –

и простор, и газ, и ванна,

позавидуешь небось.

Но довольней всех Никита:

весь и счёт, что – шапка квита!

Голосит и воет вьюга…

На экране – прелесть юга.

Дикарьё, разбив палатки,

наслаждается сполна.

Как щекотно лижет пятки

черноморская волна!

Кто б там ни был – юный, старый,

академик, трубочист, –

он на пляже водит пары

и становится речист.

Прочь на время все нейтроны,

прочь лохматой сажи пух –

дивной арией Нерона

перехватывает дух!..

На столе, к «московской хлебной»,

сало с яйцами, шкворчит.

Кешка чмокает: «Целебный!..»

И жена в ответ ворчит.

Так тепло, легко, уютно!

У Никиты межит веки.

Мысли так, о человеке…

И экран стал что-то мутным,

сник в молчании минутном.

«Через… спутник связь… Помехи?..»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Задремал Никита. Снится,

что порой в душе теснится.)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Вдруг,

как рябь, пошло волненье.

Диктор – слышно – в удивленье:

«Непонятное явленье!

В общем… вот какое дело:

пролетело и н о т е л о,

спутник связи наш задело!..»

Вмиг весть землю облетела.

Зашуршало всё кругом,

как лавинный снежный ком:

«…Камень, што ль, какой-то где-то?»

«…Да-да-да! Метеорит!»

«…Прямо в нас с хвостом комета,

не иначе – конец света!"

«…Вот бабахнет – натворит!

Всё, шабаш – спасайся, братки!..»

И сорвались в лихорадке,

что с собой да что наденет, –

словно в день обмена денег

(вот судьбу доверь им, бог!).

Но струя у берегов

тормозит своё теченье –

слышны умников реченья

(тем и есть он, индивид,

тот, который на пожаре

восхищённо: «Эх и жарит!»).

Их ничто уж не дивит.

«…Всех собрать – вот посекло бы!

Говорят «высоколобы» –

попадёт, должно быть, в нас,

вероятность – три порядка».

«…Как для старых – физзарядка.

На луну так, мухе в глаз…»

«…А в болото – было б грязи!..»

Заработал спутник связи.

Люд весь кинулся к экранам:

Не столкнулись? ещё рано?..

Комментатор, парень кроткий,

словно лещ на сковородке.

Вот он быстро-быстро вторит

вести из обсерваторий –

там гурьбою, дружным скопом

все прильнули к телескопам,

(телезрителям в усладу

только фалды без фасаду)…

Вот вид улиц с чётким сбегом.

Ни души. И дождь со снегом.

Комментатор бровь в излом:

постовой, ну тот, с жезлом,

дал вдруг «стоп!» своим коллегам,

и пошли стучать «козлом»!..

Вот уж зал – «высоколобы».

Все умы высокой пробы,

им мирское – мишурой.

Будь то взрыв, нарыв на коже,

бархат, ситец иль рогожа –

Истина всего дороже!..

Репортёров вьётся рой.

Нет-нет, слышится порой:

что же людям помогло бы?

Но молчат высоколобы,

строго чтя уставы уний –

смертным важен вид их, мумий…

Комментатор сыплет фразы,

телекамеры – на дверь:

из неё всё раз за разом

(будто – вот оттуда зверь,

или хлынет вал проказы!) –

входит служка Всёпроверь…

Нет известий с космотрасс,

перебои, видно, в чём-то.

Вот, идёт!..

На этот раз

шмыгнул в зал, как мышь,

мальчонка!

Тишина. Учёный сап…

Репортёр тут кошкой – цап!

(Уж на то и репортёры,

случай-миг бока натёр им!)

«Ты куда?» –

«…Сюда я, к мамке». –

«На конфетку… Без обманки?

У-у, футбол! – ботинок рваный…»

(Подтолкнул мальца к экрану.)

«…Верю. Но скажи нам, малец:

кто летит? Не жуй же палец…"

Весь мальчонка крупным планом:

«Горбунок-Конёк с Иваном!»

Что такое? – Вот остряк-то!..

Как искра, души разрядка:

всхлип несмелый, смех… Заржали!

Во всю глотку, во весь рот.

Стёкла жалобно дрожали

(у экранов стыл народ).

Ха-ха-ха!.. Хо-хо-хо-хо-хо!

Хе-хе-хе… Хи-хи-хи-хи…

Многим сразу стало плохо,

кто-то стал читать стихи…

Служка вдруг вернул всех к делу:

«…Свет, идущий с и н о т е л а,

в свете давнишних кондиций –

в точь состав пера жар-птицы!»

Как – перо? При чём – перо?

Это ж свет иных миров!

Мудрецы-высоколобы

крутят-вертят дельта-глобус:

альфа – нулик, бета – нулик…

Репортёры – те смекнули:

раз перо, то значит – быть!..

И во всю пройдошью прыть

(с перепрыгом после «гопа»)

побежали к телескопам.

Оттеснили вмиг хозяев,

управляться сами взялись.

Навели получше трубы.

И расплылись в серпик губы:

точно, сам как есть – Иван!

На коньке сидит, как пан.

Видно – песни распевает

и горбушку уплетает.

Что тут стало, что тут стало!

(Весь народ вздохнул устало.)

Мудрецы тут задрожали,

подхватились, побежали –

все мальчонке жали руки,

взять просили на поруки.

А потом сказал старейший:

«Будь у нас – о ты, мудрейший! –

клана нашего главой…»

Мальчик крутит головой –

что же хочет этот дядя?

И, на дядю смело глядя:

«Угости меня халвой!»

44

Телескопы смотрят в небо,

у экранов весь народ.

Кто-то служит там молебны,

кто-то там наоборот.

А Иван – как на картинке –

вот он, сказочный кумир!

И – поёт! – хоть без сурдинки.

Невдомёк, что смотрит мир.