За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка

«Что, им тоже… так вот надо?» –

«Надо – знать им. Так-то… «друг»!»

Распахнулись шумно двери.

Сам парторг. Уж взгляд всё смерил.

«Помешал?» – «Нет, весь уж сказ.

Да и… нам теперь не спешка».

"Я… пойду, – замялся Кешка, –

смена кончилась как раз».

Вышел, дверь прикрылась тихо.

Видно, парню стало лихо.

«Ну, моряк, что, как эскадра? –

взгляд парторга чуть смешлив. –

Что за гость?»

«Какой там… «Кадра»!

Надо б хуже – не нашли…»

Отсмеявшись, посидели

два в упряжке мужика.

Положенье труд их делит:

волос старому куделит,

молодому мнёт бока,

а дорога – далека!..

Да осилит путь идущий!

Эта истина стара.

…Встали посреди двора.

Пыль воронкой, тучи гуще.

И парторга взгляд зовущий:

«Вырос ты. Вступать пора…»

41

Год от года мы… хитрее?

Жизни думы как-то в клин…

Нет, не то чтобы хиреем,

иль мещанства модный сплин.

Просто… мысли дезертирны?

Революцию – всемирно!

Боем вызволить – Европу.

Восстанавливать – страну.

И уж вот –

прикрыть бы …,

как детишек

там бы, ну…

И – моя уж

хата с краю…

Где-то

бьются, умирают.

Кто-то

в ад для всех за раем.

Вместе все – пресечь войну!

Мы –

в тенёчке за сараем?!

«Д’разве ж только мы одни… –

Пусть там думают о н и!»

В дни, когда приходят к власти

(охрани нас от напасти!)

всмен рабочие цари –

преды, генсекретари, –

каждый с думкой: вот подсластят! –

трудно ж, что ни говори.

Дни уходят, мчатся годы,

и уж где-то век к концу –

ждём всеобщей всё погоды,

а шуметь нам не к лицу.

Смена смену «отрицает»,

мы живём да хлеб жуём.

Уж никто не восклицает.

Шут с ней, лишь бы не «В ружьё!».

Но… ввернётся мелочишка,

Что там – яблоки с гнильцой! –

у мужчины, не мальчишки,

багровеет вдруг лицо.

И прорвётся вмиг возвратом

жизнь вся, годы, месяц, дни

(так частенько с нашим братом):

что же смотрят там о н и?..

Шаг ступи – звенит монисто, –

в нашей жизни коммунисты…

Жизнь сложнее. Но и проще.

(В точь как зятю с доброй тёщей.)

Ведь теперь (что кислить рот?) –

стал «сознательным» народ:

мы должны из рода в род

делать жизнь – наоборот!

(Хоть сомненье и берёт:

вдруг всё… задом наперёд?)

Шаг шагни – звенит монисто…

Ты готов быть коммунистом?

42

На торжественном собранье

полон красный уголок.

Там в президиуме крайним

и Никиты хохолок.

Он не сел туда бы сроду –

выбирают, депутат,

на виду слуга народа,

положенья чин и штат.

Что ж, и он, как может, платит…

Теребит за кисти скатерть.

Кешкин голос со смешком:

«…Слугам – что, в машинах катят,

а хозяева – пешком…»

Шустрый, шустрый на слова-то.

Уж читается приказ.

«Шапка» что-то длинновата.

Чинно все сидят ребята,

ждут, когда пойдёт «про нас», –

что, кому, какою суммой.

А пока со своей думой…

Да, Никита, путь далёк,

думать есть над чем – ещё бы!

Головёшкою учёба,

тлела, тлела – уголёк.

А ведь бодрый всё был духом,

на отлад работу гнал.

Эх, паук забот! Как муху,

закатал-запеленал.

План! Уж тут не до развальцы,

всё в нём, должность и «навар».

Тем – наряды хоть из пальца,

а в работе – «ёк» да «бар».

«…Бригадиром – не с плеча лом,

знай ходи себе, как гусь,

три прораба под началом…» –

зубоскалит Кешка. Пусть.

Ожил парень, кончил трюки.

Иль своё берут года?

Нет, скорее – от труда,

раз уж брали на поруки,

а теперь вот – хоть куда!..

Новичков пришли отряды,

тянет служба к жизни нить.

Так все рады, так все рады,

поскорей их оженить!

Чтоб остались и осели

здесь в Сибири вековать.

Эх, приятность новоселий –

стул да голая кровать!

Правда, вскоре куксят-плаксят

(депутатских дел настой!) –

по работе – ещё так-сяк,

тут – не в курсе ж, холостой!

Ну, ходи да морщись, жмурься,

словно кот сторожкий в УРСе.

Впрочем, чёрт тут только «в курсе»

Стоп, «про нас» начало чтенья…

Люд в струну – моё почтенье!

Все довольны, просто рады

скромным почестям-наградам:

кипа грамот, на доску

(и конвертик… для кваску).

(…Закурили? Пахнет жжёным…

Уж не терпится, беда!)

О-о! Ключи молодожёнам!

Ну – подарок, это – да!

Парень счастливо вздыхает,

заслужил вполне, герой,

не квасок тут, «зверобой»!

А девчушка – смех! – икает…

Иванова выкликают.

Ну, ему-то не впервой.

Подошёл, спасибо, к месту.

Волноваться нет причин.

Вдруг парторг очками к тексту:

«Стой-ка!» – обнял, как невесту,

и вручил ему… ключи?

Лоб потёр Никита: «Я же…

Холостой я, не женат».

«…За женой нужны вояжи?»

«…Да какого ты рожна!..»

Крики, смех, ребята ржали.

А ему… соринка в глаз…

Все Никиту уважали,

а девчата обожали –

всем хотелось: на, от нас!

И средь шума (как на кнопку! –

так уж скроен механизм)

уловил Никита… нотку.

Нет, не нотку – тонкий визг.

И слова наплыли вдруг:

«…Справедливость? Только врут!

Сами всё себе берут!..»

Вмиг с суровостью мужскою

отклик сердца озарил:

ведь ему – когда такое?

Спрыгнул к Кешке: «На, бери».

«Да ты что… Никит… Иваныч.

Я же так… Я… Не хочу-у!..»

Сколько дум родилось за ночь.

Сколько мыслей к Ильичу…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Конец Конька-горбунка

Глава VII. Шаг в сказку

43

Дум ветшает покрывало,

проступают наготой…

Перевал за перевалом,

высота за высотой.

То нежданный спуск с провалом,

то подъём горы крутой.

Перевал за перевалом…

Всё встречалось на пути:

И – кругом всего навалом,

и – шаром хоть покати.

День за днём мелькает жизнь.

А ведь было-то, кажись,

вот вчера, ну – год, два-три!..

Э-э, брат, брось-ка, не хитри:

это было – дай-ка вспомню…

И, конечно, вспомнит ровню,