— Не трожь, будя, — по-отцовски наставительно перебил тот. — Человек завсегда свою мерку должон знать. Схорони твоей мамке, сынок, а за уважение премного тебе благодарен.
Говоря, солдат аккуратно сложил свою «скатерку» и, теперь уже ненужную, сунул ее в карман.
— Костров не разжига-ать! — прозвучала вдруг во тьме одинокая раскатистая команда. — Караулы на смену ну!..
В наступившей кромешной темноте было слышно, как прибывали все новые отряды красногвардейцев. Отрывистые голоса команд перемежались с окриками и перекличкой, размеренным гулом шагов и лязганьем затворов и стали. А когда медная выщербленная луна выплыла над чернотой зданий, Денис увидел, что вся отрезанная баррикадой улица была сплошь забита людьми.
Расплескивая толпу, в полночь прискакал человек в коже: в кожаной куртке, кожаных штанах, кепке. Осадив коня у самой баррикады, сдернул с лохматой головы кепку, призывно завертел ею в воздухе, не крикнул — протрубил:
— Товарищи!
И кожа, и черные лохматые волосы всадника, и даже вороная масть его коня, отливавшие в лунном свете начищенной бронзой, напомнили Денису пушкинского медного всадника, виденного им в книжке с красочными картинками. Только всадник на картинке — был царь Петр, а этот напомнил Денису того самого оратора, которого он однажды слушал в затоне.
— Товарищи солдаты! Товарищи рабочие-красногвардейцы! — трубил «медный всадник», окруженный тесной беспокойной толпой. — Меньшевики и эсеры, офицеры, кадеты и вся остальная контрреволюция опять обманули нас и не подписали условий капитуляции…
— Тады чего стоим? Тады чего смотрим? — прозвучал в толпе возмущенный голос. Но оратор даже не взглянул в его, сторону.
— Мы, большевики, сне хотим крови ни наших товарищей, ни одураченных кадетами и меньшевиками юнкеров и сопляков-гимназистов. Мы хотим решить дело миром!
— А за убитых кто отвечать должон?
— Даве опять троих кокнули. Чего ждем?
— Кончать надо!..
Голоса раздавались со всех сторон и ожесточались. Но «медный всадник» или спокойно пережидал выкрики, или продолжал говорить, покрывая гул своим трубным медным голосом. И вдруг как-то особо властно вскинул руку, выждал, когда стихла толпа, и торжественно заключил:
— Но нашему терпению пришел конец. И если господа думские, разные там Мерецковы, Стронские, Шульцы, в последний раз не примут наших условий, мы не остановимся ни перед чем. К спокойствию, товарищи! Ваша революционная выдержка поможет спасти десятки и сотни жизней!
И «медный всадник», нахлобучив на лохматую голову кепку, круто развернул коня и, коротко бросив: «К утру все будет кончено», пустил лошадь галопом, скрылся за перекрестком. Толпа загудела, задвигалась, послышались негромкие разноголосые команды:
— По места-ам!
— Прекратить споры!
— Костров не разжига-ать!..
А Денис все еще смотрел туда, где скрылся поразивший его «медный всадник». Еще бы: один человек — и подчинил себе столько народу! И не просто подчинил, а убедил, заставил поверить и выполнить его волю.
— Слыхал? Утресь и дома будешь, сынок. А теперь давай поспи, милый.
Солдат тесней придвинул к себе Дениса, накрыл его с головой шинелью и замолчал, тихо покачиваясь, будто баюкая своего Тишку.
На рассвете Дениса разбудили громкие выстрелы, крики солдат и красногвардейцев.
— Вставай, сынок, хоронись куды-нито, меня кличут. — Солдат, одной рукой застегивая шинель, другой совал Денису его сумку. — Держи свое добро, сынок, да ховайся. Пуля — дура, она не помилует. Да поспешай, милый!..
Перестрелка ожесточалась. Денис в последний раз видел бегущего к своему отряду полюбившегося ему дядю Степана, пока тот не затерялся среди других серых шинелей, и сам кинулся от баррикады, прижался к дощатому забору. Страх и неодолимое желание видеть все, что происходит сейчас, одновременно владели им. Еще одна команда — и люди посыпались с баррикады, принялись разбирать ее в самом центре, готовясь к штурму. В обе стороны полетели ненужные теперь мешки, ящики, бревна, ширился в баррикаде проем, через который вот-вот должны ринуться в атаку отряды. Как вдруг два сильных взрыва, один за другим, раздались где-то в стороне думы, потрясли воздух. И разом прекратилась стрельба, захлебнулись голоса команд, крики.
— Ура-а!.. — прокатилось над баррикадой. И этот одинокий, полный безмерной радости клич подхватили все, кто находился на баррикаде, в ее зияющем провале, на улице.
Денис еще не знал, что взрывы эти были вызваны стрельбой поднятых на Соколовую гору «красных» пушек, решивших судьбу реакции, что над думской баррикадой взвился белый флаг и защитники ее уже бросали оружие, но общее ликование солдат и красногвардейцев передалось и ему, невольному свидетелю рождения первого дня новой эры.
— А ну, посторонись, малый! — грубовато окрикнули Дениса люди с носилками.