— Смотри, какой красный солдат! — восклицала Верочка и тянула за собой Дениса на другую сторону улицы, к висевшему на заборе плакату с большим, во весь рост, красноармейцем. И красноармеец, и слова на плакате — все было красным.
Верочка, обращая на себя внимание прохожих, громко читала:
— «Товарищи! Записывайтесь в Красную Армию!..» Обожаю военных! Когда папочка был офицером, я с ума сходила от его эполет, аксельбантов… А что это? — перебегала она к объявлению. — «Товарищи рабочие! В последний срок (24—30 апреля) обсудите и проголосуйте открытым голосованием важный вопрос о максимуме и минимуме заработной платы. Совету нужно ваше мнение по этому вопросу». Что значит максимум-минимум? Значит, рабочие сами себе определят жалованье? Что за глупость! — без умолку болтала она. — Ты посмотри, сколько нищих, бедных, оборванных людей — и, конечно, все хотят больше денег. Марфа, например, продала уже все наши вещи — как она собирается дальше жить?.. Денис, это наш трамвай! Ведь он идет за город, правда? Догоняй меня!
Они вскочили в трамвай, который уже трогался, и заняли места на довольно свободном конце длинной лавки.
— Представляешь, недавно Марфа встретила одну старую мамину подругу — ее почему-то все называли «генеральшей», хотя она вдова всего-навсего подполковника — и рассказала ей обо мне. И знаешь, что ей на это ответила генеральша? Она сказала, что мамочка никогда домой не вернется, потому что ее сестра, а моя тетя, уже давным-давно живет где-то на юге, и что мамочка обманула и забыла меня. Это какой-то бред. Ужас, ужас!
Последнее Верочка не сказала, а выкрикнула с такой болью, что Денис, не ожидавший такой внезапной перемены в настроении друга, не знал, как утешить Верочку, и только беспомощно оглядывался вокруг, словно ища поддержки.
Но никто из пассажиров не выразил ни сочувствия, ни даже недоумения — чужая беда их давно уже не волновала.
У Глебучева оврага они сошли, и Верочка предложила подняться на Соколовую гору.
— Знаешь, я решила этот день провести с тобой там, где мы еще не бывали. Я хочу, чтобы он не был похож на все другие, запомнить его на всю жизнь!.. Денис! — вдруг смерила она его взглядом. — Ты обратил внимание, как я выросла? Мы почти сравнялись с тобой, мы стали совсем взрослые, правда? — Она осторожно, словно желая убедиться, коснулась пальцем темного пушка на его верхней губе, и большие синие глаза ее погрустнели.
До самого подножия Соколовой горы шли молча. Денис понял, что Верочка снова думает о своей матери, и не мешал ей.
— Ну, что же мы? Бежим! Кто скорее! — вдруг, оставив Дениса, бросилась она к круче. И быстро выбралась на тропинку, полезла в гору, хватаясь за кусты и корневища, оступаясь и вновь карабкаясь вверх, весело и звонко смеясь, как маленькая шалунья.
Денис едва поспевал за нею.
Выпачкавшиеся и уставшие, они поднялись на гору, дальше переходящую в степь, и, взявшись за руки и отдуваясь, встали над самым ее обрывом.
— Боже, какая прелесть! Денис, тебе не кажется, что мы похожи на диких горцев, поднявшихся на Ай-Петри? Под нами — большой аул, каменные сакли, река… Недостает еще овец — и мы с тобой пастух и пастушка. Тебе нравится?
— Еще как!
— Мне так хорошо с тобой. Ты не представляешь, как мне хорошо с тобой! — снова с какой-то болью воскликнула она и даже повернула его к себе. — Скажи, а ты? Тебе не скучно со мной? Ты хотел бы бывать со мной часто-часто? Я так привыкла к тебе… Без тебя мне будет ужасно трудно…
«Почему она так говорит со мной, будто прощается? — впервые подумал Денис, и неприятный щемящий холодок пробежал у него в груди, подхлестнул сердце. — Что с ней творится сегодня? Уж не собралась ли она «ехать за матерью?» — Денис пытливо, украдкой посмотрел на нее и невольно загляделся: перед ним стояла совсем не та Верочка, какую он знал уже целых полгода. Та была маленькой, тоненькой, что камышинка, с двумя смешными косичками, торчавшими из воротника шубки, чтобы не измять банты, веселой и наивной болтушкой. А эта — совсем девушка: стройная, красивая, с прической, делающей ее более взрослой, с двумя заметными даже под шерстяной кофточкой бугорками… Когда она вдруг стала такой?..
Денис стыдливо отвел глаза.
— И мне тоже, — не нашел он ничего другого ответить. И даже слегка покраснел.
— Тоже! Ты говоришь, будто стыдишься дружить со мной. Или хочешь утешить. Ты очень хороший, добрый… Я не знаю какой… Ты знаешь, я полюбила тебя, как Игоря!.. Бедный Игорь… И папочка… Ах, как все покатилось!..
Она отошла от обрыва и, не оглядываясь, пошла навстречу зеленеющей степной шири. Денис, снова досадуя на себя, поплелся следом. Так они шли минуту, пять, десять, может быть, гораздо больше, пока Верочка так же неожиданно не повернула назад и, поравнявшись с Денисом, заговорила без прежнего одушевления:
— Денис, ты ведь мой друг, правда?
— Конечно!
— И ты никогда не забудешь меня?.. Если нам придется расстаться:
— Нет. А почему ты спрашиваешь?.. — испуганно спросил он.
— Я тоже. Мне всегда было хорошо с тобой. А теперь слушай.